— Кто говорит тебе эту ложь? — спрашивает он, глядя мне в глаза. — Это ты или кто-то другой?
— Я не знаю, — я опускаю взгляд. — У меня всегда было такое чувство, что я не совсем права или мне просто не место. Все стало еще хуже, когда я потеряла родителей. Я не была готова быть сама по себе. И я определенно не была готова нести ответственность за кого-то другого.
— Но у тебя все равно получилось. И именно поэтому я восхищаюсь тобой.
У меня горит в груди.
— Действительно?
— Да. Когда моя жизнь полетела в тартарары, я развалился на части. Я почти год не выходил из этого дома. Если бы Атлас не приносил мне еду и не заставлял меня есть, я, вероятно, умер бы с голоду. Я не смог бы позаботиться о каком-нибудь младшем брате. Определенно не смог бы удержаться на работе
— Ну... — тихо говорю я. — То, что случилось с тобой, было хуже.
— Нет ничего «хуже», когда дело доходит до потери людей, которых ты любишь, — Дейн обнимает меня так, что это могло бы предотвратить войну, если бы все нужные люди смогли это сделать. Такое, от которого ты чувствуешь утешение с головы до ног. — Пойдем, принесем тебе что-нибудь поесть.
* * *
Мы спускаемся вниз, оба одетые в одежду Дейна и рубашку моего отца.
Дейн разогревает пиццу в своей аэрофритюрнице, что делает ее еще более хрустящей, чем когда она была только что из духовки на фабрике ломтиков. Мне приятно видеть, что Дейн не выбирает начинку, а набирается смелости попробовать мое немного нестандартное сочетание.
— Знаешь, что бы я добавил к этому? — говорит он, откусывая еще один огромный кусок. — Жареный красный перец.
— Боже, ты просто не можешь не быть модным.
Он смеется.
— Хотя было бы неплохо.
— Звучит чертовски аппетитно, — признаю я.
К тому времени, как мы заканчиваем есть, уже за полночь.
Дейн заправляет прядь волос мне за ухо.
— Ты устала?
— Удивительно, но нет... Думаю, я подстраиваюсь под твои часы.
— Хорошо, — говорит он, слегка улыбаясь. — Я давно хотел тебе кое-что показать.
Мы оставляем остатки теста на столе, и Дейн берет меня за руку, выводя через кухонную дверь в сад за домом.
? «Aurora — Snow in April»
Я уже видела его сад раньше, издалека, и он показался мне довольно унылым. Но это потому, что я видела его только днем.
Как только мы выходим на прохладный, влажный воздух, меня окружают бледные соцветия лунного цветка и ночного жасмина. Когда мы углубляемся в сад, в те части, над которыми нависают тяжелые, покрытые мхом деревья, я вижу спектральное свечение биолюминесценции. На сломанных пнях, растущих вверх по стволам деревьев, и на свисающих, покрытых мхом ветвях густые заросли грибов и поганок испускают слабое свечение фиолетового, оранжевого и бирюзового цветов. Крошечные светлячки плавают в воздухе, как золотые крупинки.
Он жуткий и неземной, красивый и навязчивый, как сам Дейн. Ночной сад для ночного доктора.
Я кружусь на месте в этой полуночной стране чудес сияющего света и глубокой тени, в этом мире, который кажется отдельным от любого другого, потому что он был создан Дейном.
— Это волшебно, — говорю я, поворачиваясь, чтобы взять его за руку.
— Тебе нравится? — он нервничает, веря лишь наполовину.
Я стягиваю с плеча клетчатую рубашку, чтобы показать ему татуировку в виде мотыльков и грибов, бегущих по моей руке.
— Мне всегда грибы нравились больше, чем цветы.
Дейн нежно целует меня, прохладный аромат японской глицинии и «Королевы ночи» наполняет мои легкие.
— Я увидел эту татуировку в самый первый день, когда ты была здесь. С того момента, как ты вышла из той отвратительной оранжевой машины, все в тебе было таким наэлектризованным — ты словно встряхнула меня и перезапустила мое сердце.
— Тогда почему ты не написал мне? — я спрашиваю, потому что мне нужно знать. — И почему бы тебе не потанцевать со мной на пляже?
— Я расскажу тебе, — говорит Дейн. — Но сначала, могу я исправить свою ошибку?
Я киваю, хотя не совсем понимаю, что он имеет в виду.
— Подожди здесь...
Он снова заходит в дом, затем возвращается с портативной колонкой, которую устанавливает на пень, стараясь не раздавить лисички с оборками, растущие из старой, мертвой древесины.
Музыка, которая играет, мягкая и мелодичная, но в то же время меланхоличная. В глазах Дейна я вижу печаль, которая всегда там, хотя он пытается скрыть ее за гневом и высокомерием.
Я понимаю, потому что мне тоже грустно, но я скрываю это ради Джуда. Притворяюсь желтым солнышком, когда на сердце тяжело от темно-синего океана.
Я работаю, и я работаю так, как будто это решит мои проблемы. И, возможно, так и будет, но это никогда не исправит того, что я чувствую.
Дейн заключает меня в объятия, его руки на моей талии, в то время как мои обхватывают его за шею. Он смотрит мне в лицо, а я смотрю ему в глаза, и в этом потустороннем свете между нами нет преграды. Есть только он, я и мягко покачивающиеся светлячки.
— Я хотел потанцевать с тобой, — говорит Дейн. — Мне до боли хотелось обнять тебя... но Лайла была первым человеком, с которым я танцевал. Единственным человеком до сих пор. После ее смерти я поклялся, что никогда больше не буду танцевать.