— Болезнь не отпустит их так легко, — сказал Виргилий Джонс. — Будут новые случаи заболевания. Боюсь, что теперь К. сильно ослабил свои позиции. Его ахиллесова пята обнажена. Измерения произвели разведку боем и нашли слабое место в обороне. Хотя, без сомнения, Путь К. был великолепным, тонко продуманным способом защиты. Горожане упражнялись в своем «ничего не вижу, ничего не слышу» так долго, что это стало их второй натурой. Вы можете судить по себе — иллюзия нормальности, на милость которой вы решили сдаться, носит всеобщий, всеувлекающий характер. Они не просто живут, они живут
— Но Джокасту и ее девушек по-прежнему ничто не беспокоит, — заметил Взлетающий Орел.
— Да, верно, — отозвался Виргилий. — Здесь на передний план выходит сверхординарная природа Дома, представляющего собой как бы скорлупу. Это убежище, понимаете, убежище не только от толпы, но и от Эффекта. Поскольку, как вы и сами недавно говорили, Дом стал для его обитателей итогом их Пути. Ничего, кроме Дома, для них больше не существует. Но я волнуюсь за Мидию, ваше появление отвлекло ее от наезженной колеи. Похоже, что ваша, ха-ха, власть наа женщинами не уступает Гримусовой.
— Мне очень жаль, — тупо проговорил Взлетающий Орел.
— Все очень просто, — продолжал Виргилий Джонс. — Гримус стал обладателем удивительнейшего и ценнейшего знания, суть которого сводится к следующему: возможное число Измерений, в которых мы живем, бесконечно. Принятие факта подобной многообразной природы Измерений в корне меняет наше представление о том, кто мы такие и что представляет собой наш мир. Кроме всего прочего, это допущение заставляет пересмотреть с самого начала список моральных ценностей и приоритетов. Каковы теперь главные вопросы: существует ли на свете такое понятие, как чрезмерное знание? Если Эффект, последствиями которого управлять невозможно, результат чьего-то открытия, то не означает ли это, что необходимо уничтожить и этот Эффект, и его источник, и открывателя заодно? Позволительно ли интересу к науке идти впереди социальных принципов и даже права человечества на существование? Что лучше, узнать и умереть или не знать вообще? Вот лишь несколько вопросов. На самом деле их гораздо, гораздо больше, уверяю вас.
— И вы приняли решение не в пользу науки? — спросил Взлетающий Орел.
— В данной ситуации, в данный момент времени данное знание представляет собой необычайную опасность, — печально ответил Виргилий Джонс.
Виргилий Джонс неторопливо осмотрел свои мозоли, повернув ступни так и эдак. Все это время Взлетающий Орел сидел молча, наблюдая за ползущим пауком. Наконец Виргилий Джонс заговорил снова. — Со мной здесь обращаются как с настоящим идиотом, — так начал он, — потому что в свое время я действительно им был. По крайней мере, я вел себя как настоящий идиот. Это случилось после того, как мои интересы и интересы… Внутренних Измерений… вошли в противоречие. Лив, конечно, здесь тоже виновата. Я бегал по городу, вывалив из штанов свое хозяйство. Мой нос всегда был синим. Я подстерегал женщин на улицах и снимал перед ними штаны. Я был ничтожен, несчастен, никто не понимал моей беды. Хотя и сейчас не могу сказать, что положение существенно улучшилось. Но тогда я еще пытался что-то доказать. Например, что мне наплевать на окружающих. Наплевать на остров. Основная проблема заключалась в том, что я ни в чем не был уверен до конца. Из-за этого моим жестам недоставало некоторой убедительности. В результате я ушел из города к побережью и только там смог чувствовать себя достойно. Я был бессилен, но это ничего не значило. До тех пор, пока не появились вы.
— Виргилий, что я должен теперь сделать? — взволнованно спросил Взлетающий Орел. — Ведь еще можно что-то сделать?
— Ах! — воскликнул Виргилий, часто облизывая быстрым языком губы. — К тому-то я и клоню. У вас осталось три возможности: полное устранение, бездействие и действие. Можете свободно выбирать любую возможность, все они равны, и попрекнуть вас в выборе никто не сможет.
— Я не понимаю вас, — сказал Взлетающий Орел.