Гримус

Были в городе, конечно, и те, кто в момент провала времени спокойно спал. В частности, Ирина Черкасова, почивавшая во время ночной отлучки мужа в просторной и прочной, хотя и довольно грубо сколоченной кровати под балдахином.

Если Дом Взрастающего Сына был самым высоким зданием в К., то поместная резиденция Черкасовых, на некотором расстояним от окраины К., занимала более всех места. Просторный дом графа окружал обширный, аккуратный и ухоженный сад. По сути дела, этот дом и сад были наиболее близким подобием их старой подмосковной дачи; поскольку в настоящее время семья графа была невелика и много комнат пустовало, то городской совет обязал Черкасова часть их сдать мистеру Пэ Эс Мунши, о ком ходила шутка, что своим появлением на свет он обязан посткриптуму своих забывчивых родителей – несмотря на потешные инициалы, мистер Мунши был городским квартирмейстером, а непрекращающийся скандал между ним и графом Черкасовым служил вечным источником острот и веселья в К. «По счастливой иронии судьбы, – говаривал мистер О\'Тулл в редкие минуты трезвого просветления, – гнездо аристократии в нашем поселении нейтрализовано близостью ревностного борца за права угнетенных трудящихся».

Пэ Эс Мунши спал с томом Маркса под подушкой. Это было очень неудобно, но таким образом Пэ Эс выражал почитаемому великому теоретику свое уважение. В момент провала времени он тоже спал. Кстати, весьма беспокойно.

Спал и сосед Черкасовых и Пэ Эса, еще один обладатель забавных и многозначительных инициалов, а именно Игнатиус Квазимодо Грибб.

Свернув на дорогу Камня и завидев вдали сигнальный огонь лампы «Зала Эльба», миссис Эльфрида Грибб, моралистка до мозга костей, почувствовала легкий приступ тошноты. Присутствие в городе питейного заведения казалось ей столь же невыносимым, как и наличие известного дома мадам Джокасты; однако все ее жалобы мужу, сейчас спящему, оказывались бесполезными, поскольку у того, охваченного всеобъемлющей любовью к городу, в котором он нашел успокоительное пристанище, не поворачивался язык осудить эти два местных гнезда порока.

Итак, перед дверями «Зала Эльба» неожиданно для себя оказался разношерстный квартет… Виргилий Джонс, тревожно ссутулившийся в нерешительности за спиной изумленного, всматривающегося в туман Взлетающего Орла; человек по имени Камень, на всех четырех продолжавший неустанно влачиться по булыжникам; и бледная женщина верхом на послушной ослице.

Глаза Эльфриды Грибб встретились с глазами Взлетающего Орла. На миг у нее перехватило дыхание.

Время исчезло, а потом появилось вновь.

Занавес.

Глава 33

Долго ли тянулась эта интерлюдия? Провал во времени закончился, едва начавшись – по крайней мере, так показалось тем, кто его ощутил, – по сути, длительности у провала не было никакой, поскольку само время тоже исчезало; но тем не менее провал почувствовали многие. Эльфрида Грибб вздрогнула, словно от холода. Она тут же принялась думать об Игнатиусе, мысленно представляя себе его лицо, напряженно, так чтобы увидеть все до последней черточки. В то же самое время тела мадам Джокасты и Мидии продолжали страстно сплетаться; в «Зале Эльба» Фланн О\'Тулл поставил на место стол, которым готовился запустить в окно, молча повернулся и ушел за стойку бара, где его встретила испуганная скулящая собака – его собственная легавая сука.