Грипп. В поисках смертельного вируса

Даже всезнающие медицинские светила оказались в шоке от увиденного в Девенсе. Всего за шесть дней до того, как Рой написал свое письмо, главный врач службы здравоохранения США направил в лагерь одного из наиболее известных в стране медиков, чтобы тот на месте разобрался в происходящем. Это был доктор Уильям Генри Уэлч, патологоанатом и ученый-врач, увенчанный всеми мыслимыми званиями и наградами. Его избрали президентом наиболее престижных научных и медицинских обществ, включая Американскую медицинскую ассоциацию, Национальную научную академию и Американскую ассоциацию содействия развитию наук. Поговаривали, что в профессиональных кругах он пользовался таким же уважением, каким до него удостаивали только самого Бенджамина Франклина.

Но Уэлч оказался так же не готов к эпидемии 1918 года, как и рядовой врач по имени Рой. Более того, он пребывал в уверенности, что американские военные на редкость здоровы. В сентябре 1918 года Уэлч вместе с полковником Виктором Воном, также бывшим президентом Американской медицинской ассоциации, доктором Руфусом Коулом, президентом Института Рокфеллера, и Симеоном Уолбахом с медицинского факультета Гарварда только что завершил инспекционную поездку по армейским лагерям юга США. Все они пришли в совершенный восторг от того, насколько успешно было поставлено там здравоохранение, сделавшее заболеваемость среди военнослужащих явлением, как казалось, полностью изжитым. Под впечатлением от отменных условий содержания рекрутов в лагерях и их богатырского здоровья Уэлч начал подумывать об уходе на пенсию. На 72-м году жизни этот коренастый, полный жизнелюбия холостяк решил, что полностью исполнил свой долг перед родиной. А потом ему вдруг поручили провести расследование массовой гибели солдат в Форт-Девенсе.

Четыре знаменитых медика были вызваны в Вашингтон главным врачом службы здравоохранения доктором Уильямом Горгасом, прославившимся в свое время тем, что он полностью избавил Кубу от желтой лихорадки. Когда же четверо медицинских гениев вошли к нему в кабинет, Горгас, не потрудившись даже оторваться от бумаг на своем рабочем столе, объявил: «Вам надлежит немедленно отправиться в Девенс. В лагере вспышка испанского гриппа».

Заслуженные врачи, разумеется, исполнили приказ начальства, добрались до вокзала Юнион-стейшн, расположенного рядом с вашингтонским Капитолием, и первым же поездом поехали в Форт-Девенс. До лагеря они добрались следующим утром в отвратительную погоду, когда под струями холодного дождя умирающие рекруты, продрогшие и промокшие, брели в госпиталь, завернувшись в одеяла, одновременно дрожа от озноба и сгорая от внутреннего жара, поминутно отхаркиваясь кровавой мокротой.

Перед именитыми докторами постепенно открылась вся ужасающая картина. В лагерь, изначально рассчитанный на 35 тысяч человек, загнали теперь 45 тысяч. И грипп свирепствовал здесь вовсю. Только за последние 24 часа перед приездом Уэлча умерли 66 человек. А в день прибытия возглавляемой Уэлчем делегации еще 63. В госпитале на две тысячи пациентов их теперь скопилось в четыре раза больше.

Позднее Вон описал пережитый ими шок. А уж он-то успел узнать, что такое настоящая эпидемия. На его глазах косил солдат тиф во время испано-американской войны. Но и он не мог себе представить ничего подобного эпидемии гриппа, свидетелем которой стал в Форт-Девенсе, штат Массачусетс.

Правда, Вон почему-то решил, что нет никакого смысла обсуждать историю инфлюэнцы, «проникшей в наиболее отдаленные уголки планеты, уничтожавшей даже самых крепких молодых людей, не разбирая между гражданскими лицами и военными, и дразнившей ученых, словно красная тряпка быка». Но сцены, представшие перед ним в Девенсе, он не смог забыть, как ни старался.

Когда группа экспертов прибыла в лагерь, они увидели такое, что, по словам Вона, «навсегда запечатлелось в мозгу». Впечатления оказались «настолько отвратительными, что, если бы мог, я бы сделал все возможное, чтобы стереть их, полностью изгладить в памяти, но это превыше моих сил. Они стали частью моего существа и исчезнут, только когда я умру или впаду в беспамятство».

Вот что запомнилось ему в Форт-Девенсе острее всего: «…Сотни рослых молодых людей, облаченных в мундиры войск своей родины, приходят в госпиталь группами по десять и более человек. Их укладывают в койки, но мест уже не хватает, а они все идут и идут. Вскоре их лица приобретают синюшный оттенок, их сотрясает кашель, с которым выходит окрашенная кровью мокрота. Каждое утро тела умерших перетаскивают в морг, где складывают, как дрова в поленнице. Подобные картины врезались в каждую клеточку моей памяти в дивизионном госпитале лагеря Девенс осенью 1918 года, когда смертоносная эпидемия инфлюэнцы продемонстрировала, насколько мало изобретательны сами люди, когда разрабатывают оружие для уничтожения себе подобных».