Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника

Странен был вид этих воинов. Это не были обыкновенные литовско-русские воины — нет, это шли какие-то серые дружины, вооружённые не бердышами, не мечами, а дровосечными топорами. Словом, это смоленские полки под предводительством своего князя Давида решились скорей умереть, чем пустить немцев далее.

Увлечённые их примером, псковские лучники, и новгородцы, присланные Лунгвином, построились тоже. Новгородцы двинулись рядом со смолянами, а псковичи, искусно рассыпавшись вправо и влево, начали пускать свои меткие стрелы.

Сломивши литовцев, великий маршал снова выехал со своими приближёнными на возвышение, и его крайне поразила эта небольшая горсть храбрецов в серых кафтанах, осмелившаяся напасть на торжествующих рыцарей-победителей. А между тем смоляне достигли рыцарских рядов и завязался пеший, кровавый, невиданный бой.

Медленно, но твёрдо подвигались вперёд эти серые люди. Их огромные топоры на длинных рукоятках подымались и, сверкнув в воздухе, падали с глухим гулом. Стена их пробивала себе дорогу сквозь рыцарское войско!

Ждать и медлить больше было нечего. Валленрод приказал снова начать атаку и поручил рыцарю Зонненбергу вести в бой одну из резервных дружин.

Но и эта новая сила, казалось, не могла остановить стремления людей в серых кафтанах. Их окровавленные топоры как-то торжественно, мерно поднимались над их рядами и падали со свистом, поражая без разбора людей и коней.

Князь Давид в доспехе и с сигнальным рогом

Тут только рыцари, упоённые первым успехом боя и занятые преследованием бежавшей Литвы и Жмуди, опомнились, часть их вернулась, и они дружными силами снова напали на смоленцев.

Но теперь сокрушить их не было уже никакой возможности. Они успели прорубиться сквозь сплошное немецкое войско и достигнуть тех засек, которые они утром изготовили с позволения Витовта.

Выбить их оттуда стало теперь единственной мечтой нетерпеливого и безумно храброго Фридриха Валленрода. Он сам, во главе нескольких тысяч рыцарского войска, окружённый знаменитейшими из чужеземных гостей, повёл атаку на упорных смолян, но всё напрасно. Ни сломить, ни сдвинуть их теперь с места не удалось немцам. Все их усилия разбивались о мужественный отпор русских героев, решившихся не уступать ни пяди врагам.

Меткие стрелы псковичей, предводимых любимцем Витовта, молодым Яковом Бельским, делали чудеса. Они, словно живые, казалось, искали отверстий в шлемах и, впиваясь сквозь глазные щели, разили наповал панцирников.

Видимунд Хрущ был тут же. Он ни на шаг не отставал от князя Давида и помогал ему в распоряжениях. В руках у него был тот огромный литовский лук, которым, если помнит читатель, он так сконфузил пана Седлецкого.

Теперь, добравшись до засек, смоляне могли хоть немного отдохнуть. Немецкая атака не имела того значения, как в открытом поле, и они, окружённые с трёх сторон врагами, могли теперь с надеждой на успех отражать все стремления врагов. Их невероятная, беспримерная храбрость спасла от конечного поражения литовско-русское войско, которое, отброшенное к лесу, приводило себя в порядок и вновь строилось за их спинами.

Рыцари поняли, что достаточно им сломить этот последний оплот Витовта, — и победа на левом фланге будет полная, — и снова двинули все свои силы на горсть храбрых смолян.

Эпизод битвы

Впереди всех мчался теперь сам великий маршал с целым гребнем страусовых перьев, развевающихся у него на шлеме. Забрало было опущено, а громадное рыцарское копьё он держал наперевес, словно вызывая на бой отважного соперника. Он был шагов на двадцать перед фронтом своих войск, примером и криком возбуждая их энергию. Он мчался вперёд, не разбирая, через мертвых, раненых, умирающих. Князь Давид, узнав по костюму и гербу маршала, весь вспыхнул и хотел броситься вперёд из засеки, чтобы принять поединок, но его удержал Видимунд Хрущ: у него была другая мысль.

— Погоди, княже, дай-ка с ним переведается моя каленая! — с усмешкой сказал он и, сделав богатырское усилие, натянул свой страшный лук. Стрела скрылась до головки. Но Видимунд медлил: он ждал, чтобы немец наскакал ещё на несколько шагов. Вся кровь прилила ему к голове. Жилы на висках напряглись, мускулы дрожали от необычайного усилия.

Маршал был уже в пятнадцати шагах. Стрела взвизгнула и с треском ударила в забрало шлема. Маршал закачался на седле от страшного удара, но не растерялся. Он быстро расстегнул шлем и сбросил его. Стрела, попав в забрало, пробила его, но и сама переломилась и только наконечником ранила Валленрода около правого глаза.

Кровь заструилась по его лицу, но рыцарь-фанатик, казалось, не замечал ни своей раны, ни того, что на нём нет больше шлема, он готов был вновь броситься в бой, который кипел уже по сторонам, но великий госпитальник и один из великих комтуров схватили за узду его коня и вывели из битвы.

А смоленцы все стояли, словно недосягаемая стена, и своими страшными топорами отражали всякое нападение немцев.