Горько заплакали Андре и Миана, оставшись одни. Особенно горевал Миана о своей обезьяне. Как ни тяжело было на сердце у Андре, он утешал как мог своего приятеля.
– Погоди, не все еще потеряно, – говорил он Миана. – Завтра попрошу караульных отвести меня к королю. Ему я объясню, что я не простой натх, а сын богатого европейца, за которого не пожалеют дать большой выкуп, пусть только пошлет кого-нибудь из своих людей в Муссури. Я уверен, что губернатор Муссури, англичанин, не откажется заплатить сколько бы за нас ни потребовали.
– Вряд ли согласится на это бай, – сказал Миана. – Эти дикари ненавидят европейцев, так же как и индусов.
– Ошибаешься, – возразил Андре. – Отец мой, много путешествовавший по Центральной Индии, рассказывал, что дикие племена гунды и били очень дружелюбно относятся к белым.
– Будем надеяться, что мечисы окажутся не хуже их, – сказал Миана. – Но если нам и удастся освободиться, кто вернет мне Ганумана? Верно, бедняжечка мечется теперь по лесу один-одинешенек.
– Кто знает, он, может быть, здесь поблизости и опять к тебе вернется, – успокаивал Андре товарища.
Тут тяжелая дверь отворилась и в тюрьму вошел сильно подвыпивший Муза – видно, по случаю наступления праздника новолуния он не в меру угостился вкусным напитком из цветов мговаха. Муза поднес к самому лицу пленников горящую головню и, глядя на них мутными, осоловелыми глазами, пробормотал:
– Бай сказал, что я отвечаю за вас головой!
Убедившись, что пленники здесь, он вышел, захлопнув дверь, и, шатаясь, направился к товарищам, которые, сидя на корточках вокруг костра, то и дело потягивали винцо.
– Видишь, нас крепко стерегут, – заметил Миана.
– Ну, не очень-то, – возразил Андре, – Муза почти уже напился до полного бесчувствия, да и другие караульные, как я мог заметить через полуоткрытую дверь, угостились не меньше его.
– О, если бы нам удалось перерезать веревки и бежать! – прошептал молодой индус.
– Как их перережешь! Кинжалы у нас отобрали, а зубами не перегрызешь крепких лиан, – сказал Андре. – Лучше подождем до утра и попытаемся еще раз умилостивить бая, а если не удастся, пообещаем за нас хороший выкуп.
Пока они шепотом разговаривали, перед тюрьмой все затихло.
Андре кое-как ползком добрался до двери и стал глядеть в щелочку.
Случилось то, что он ожидал: дикари перепились и крепко заснули. Муза храпел, навалившись грузным телом на дверь тюрьмы – его, видимо, и пьяного не оставляла забота о пленных. С этой стороны, значит, путь был отрезан. О том, чтобы проделать лазейку где-нибудь в стене, нечего было и думать, стены были крепко сложены из бревен и вдобавок перевиты бамбуками. Крыша, правда, была соломенная, но что толку, когда до нее все равно не доберешься.
– Видишь, Миана, я был прав, – печально проговорил Андре, – бежать невозможно. Одна надежда, что удастся как-нибудь умилостивить бая.
Только успел договорить, как на крыше послышался легкий шорох, и несколько соломинок, кружась в воздухе, полетели вниз. Андре с Миана взглянули вверх и видят; чья-то рука осторожно раздвигает солому. Вот в образовавшееся отверстие блеснули звезды, потом просунулась чья-то голова и тихий голос спросил:
– Андре-сагиб, ты здесь?
– Боже, это Мали! – вне себя от радости воскликнули молодые люди, забыв всякую осторожность.
– Тсс! – прошептал тот же голос. – Ни звука, не то мы погибли!
Действительно, чуткий Муза проснулся от шума. Он попытался было встать, но хмель ударил ему в голову, он тяжело повалился на землю и опять захрапел. Немного спустя в воздухе закачалась привязанная к крыше веревка, и старый Мали с удивительной для его возраста ловкостью спустился по ней вниз.
Мигом перерезал он лианы на руках и ногах пленников и прошептал:
– Ни слова, и как можно скорее отсюда… Сначала ты, сагиб.
Андре повиновался и быстро взобрался по веревке наверх. Вслед за ним поднялись Мали с Миана. Старик взял с собой веревку, потом тщательно заложил соломой сделанное им отверстие в крыше.
– Теперь им ни за что не догадаться, как мы отсюда выбрались, – прошептал он. – Нас примутся искать в долине, а мы будем уже далеко в горах.
Над крышей тюрьмы подымалась почти отвесно каменная стена горного хребта. Но и здесь со скалы спускалась веревка, предусмотрительно привязанная Мали, по которой наши беглецы и взобрались наверх.
Мали отвязал веревку, аккуратно свернул ее и быстрыми шагами направился со своими спутниками в лес. Тут у одного дерева он остановился, чтобы забрать свои вещи. Миана совсем обезумел от радости, когда увидел прикорнувшего на одеяле Ганумана.
– Я боялся, что твоя обезьяна побежит за мной и выдаст нас, я и привязал ее к дереву, – шепотом объяснил старик.
– Но каким образом она очутилась у тебя? – спросил Миана.
– Да и ты сам каким чудом явился к нам на помощь? – недоумевал Андре.
– Тише, тише! – остановил их старик. – После все расскажу, а теперь нужно удирать, не теряя ни минуты. До зари остается каких-нибудь три-четыре часа, а нам нужно уйти как можно дальше. На рассвете мы придем в долину, где есть деревни, и будем в полной безопасности.