Гробница Александра

— А теперь иди сюда, — сказал он, переходя к другому столу, в дальнем конце комнаты. Там, на куске тонкого пенопласта, были разложены мелкие металлические предметы и осколки терракоты. — Это находки из Моди, которые я и хотел тебе показать. Признаюсь, было неблагоразумно с моей стороны сначала демонстрировать трезубец. Эти не идут с ним ни в какое сравнение. В ремесленном смысле они сработаны весьма грубо, но прежде чем что-либо говорить, хочу, чтобы ты на них взглянул.

Том подошел к столу и посмотрел на кучку маленьких медалей. Некоторые были круглыми, другие овальными. Похоже, сделаны они были из бронзы. Одна, сильно изъеденная ржавчиной, походила на серебряную или, возможно, свинцовую. На их плоских поверхностях был выбит рельефный портрет Александра Великого. Надпись над головой гласила — «Megas Alexandros» — «Александр Великий». В верхней части каждой медали было отверстие, чтобы ее можно было повесить на шнурок и носить на шее.

— Позднероманские медали Александра! Я видел похожие, они ходили на антикварном рынке. Их часто использовали как талисманы, приносящие владельцу удачу. Эти предметы наряду с тем, что мы читали в «Деяниях», свидетельствуют о непрекращающейся славе Александра как народного героя. Но я никогда не слышал, чтобы подобные вещи находили в таком религиозном археологическом контексте, как твой.

Никос взял одну монетку и поднес к свету.

— Это бронзовая монета шестого века до новой эры, отчеканенная в Итаносе.

В позднероманские времена Итаносу, крупнейшему из близких к Дикте городов, святилище Зевса принадлежало до того момента, как оно было разрушено в конце четвертого века нашей эры. Руины прекрасной христианской базилики шестого века до сих пор стоят на месте этого святилища, располагавшегося на обращенных к морю склонах двух примыкающих друг к другу холмов.

— Мы нашли ее среди кучки медалей неподалеку от центрального открытого алтаря. Это позволяет датировать их terminusantequem[32] концом шестого века новой эры.

Том внимательно осмотрел монетку. Она была сильно потертой, но, поднеся ее к свету, он смог разглядеть рельефный портрет императора и надпись на лицевой стороне. На реверсе была изображена мужская фигура во весь рост в кирасе. Он с трудом разобрал название города: Итанос.

— Как тебе известно, когда Крит стал римской провинцией в начале первого века до новой эры, его столицей была избрана Гортина, расположенная к северу от Кносса. Остров представлял собой важный перевалочный пункт на торговом пути между Римом и Ближним Востоком, а также Египтом. И когда в 395 году Римская империя была разделена, Крит естественным образом отошел к ее восточной части. — Прежде чем продолжить, Никос взглянул на Тома. — Ты бывал в маленькой заброшенной деревушке на горном плато у подножия Моди? Наш раскоп — неподалеку оттуда, с другой стороны горы.

Том кивнул. Он знал местность, о которой говорил Никос. Моди была самой впечатляющей из трех горных вершин, расположенных вблизи Дикты. Во времена Оттоманской империи заброшенная деревушка, которую имел в виду Никос, находилась на главной пешеходной тропе, связывавшей Дикту и Ситию, и вплоть до середины двадцатого века, пока там не построили дорогу, оставалась глухоманью. Том не раз ходил по этой тропе, прогулка занимала несколько часов. Моди — самое подходящее место для святилища Зевса, подумал он. Горы здесь образовывали почти идеальный конус, доминировавший над пейзажем на много миль вокруг.

— Бывал и не раз, — ответил Том. — От Дикты туда — прекрасная пешая прогулка. Никогда не забуду, как, приближаясь к этой заброшенной деревеньке как-то жарким летним днем, увидел пастуха, сидевшего под гигантским платаном, похожим на тот, в Гортине, под которым Зевс соблазнил Европу. — Он рассмеялся. — Пастух заметил меня, когда расстояние между нами было еще с полмили, и продолжал наблюдать за моим приближением не шелохнувшись. У его ног сидела собака, вокруг бродили козы, оглашая горный воздух чудным звоном своих колокольчиков, разносившимся по всей долине. Когда я подошел к тому месту, где он сидел — а это было самое тенистое место в окру́ге, — он сказал: «Привет», и я с улыбкой ответил ему: «Привет». — Том замолчал, улыбнувшись воспоминанию. — Это была полная противоположность Нью-Йорку, где я тогда уже жил. Два одиноких незнакомца встречаются на древней тропе в горах и обмениваются приветствиями. Пастуху было интересно, какого черта я делаю в такое время на такой верхотуре, поскольку ни одному греку не придет в голову тащиться в гору в разгар жаркого дня, но он не хотел показаться излишне любопытным и невежливым. Обыкновенно лишь пастухи да охотники рискуют забираться в такую глушь.

Никос рассмеялся: