Гробница Александра

Он стоял у края колодца возле старого фигового дерева с огромными зелеными листьями. На дереве висело много спелых плодов, еще больше гнилых валялось под ним на земле. Над этой падалицей жужжали пчелы, собирая с нее сладкий нектар. Здесь крики Данаи стали оглушительно громкими. Том постоял некоторое время, боясь заглянуть на дно колодца — что он там увидит? — но потом опустился на колени и, держась за холодные камни, которыми тот был обложен, посмотрел вниз. Энергетика древнего колодца была угнетающе-горестной, и хотя при непосредственном контакте со смертоносным местом крики, казалось, рассеялись, приглушенное эхо стонов Данаи словно бы отражалось от камней, обрамлявших его. Он всмотрелся в темноту шахты. Дна не увидел и, бросив вниз камень, ждал, когда тот приземлится. Вскоре раздался звук камня, ударившегося о камень. Том прочел молитву за упокой души Данаи. Какую бы религию она ни исповедовала, она была доброй женщиной. Он вспомнил, что много раз видел ее, когда ходил через деревню, вспомнил ее темную кожу, белозубую улыбку, проницательный взгляд голубых глаз и мощные кривоватые ноги под выгоревшим простым синим платьем. Вспомнил, как, повязав платиново-белые волосы синим платком на деревенский манер, она носила в сильных руках большие ведра свеженадоенного козьего молока.

Том побежал дальше, к раскопу на берегу моря. Добежав до песка за солончаками, где местные иногда играли в футбол, перешел на шаг и подумал, что почувствовал бы себя гораздо лучше, если бы мог после пережитого у колодца освежить лицо морской водой. Подойдя к кромке моря, снял туфли и неглубоко зашел в воду. Она была прохладной и бодрящей, берег вблизи оказался пуст, если не считать трех девочек-подростков, напоминавших трех Граций, — воплощение красоты, радости и полноты чувств. Сидя у самой кромки прибоя, они что-то писали на песке тонкими палочками. Том прошел мимо, но они его даже не заметили, поглощенные своим занятием. Похоже, писали имена мальчиков, своих будущих, как они надеялись, возлюбленных. Их гибкие тела были исполнены желания. Ритуал имел смысл, противоположный античному: тогда люди писали заклинания-проклятия на маленьких свитках, которые потом сворачивали и, запечатав прямо поверх текста, закапывали в землю. Том оглянулся. Зайдя в воду по щиколотку, девочки наблюдали, как их любовные послания смывали ласковые волны, накатывавшие на берег.

Он решил взбежать на Петсофу, к горному минойскому святилищу. Туда несколькими годами раньше проложили тропу, и сверху открывался величественный вид. Надеялся он увидеть и останки овец, в которых ударила молния. Пробежав по проселку через оливковую рощу и миновав археологический раскоп, Том повернул налево, не доходя до деревни Хиеронеро, и устремился в гору.

Тропа, разве что чуть более широкая, чем козья, вилась по склону и была негусто присыпана щебенкой. Чем выше, тем прекраснее становился вид. Минут двадцать пять спустя, Том обогнул дальний склон. Теперь ему была видна вершина с усеченным бетонным столбом, которым геодезисты отметили высшую точку. Под самой вершиной, защищенные нависающим утесом, раскинулись руины минойского святилища. Добравшись туда, Том с изумлением увидел следы бойни, устроенной молнией. Под стеной святилища лежало с десяток овечьих скелетов, разбросанных, словно на поле боя. Он представил себе, что случилось здесь в ту роковую ночь, когда восемь овец сгрудились под внешней стеной святилища — в самом защищенном месте на вершине горы. Том много раз проводил ночи в этом месте под открытым небом. По обе стороны от груды костей овец лежали останки крупных баранов, охранявших стадо при жизни.

Он наклонился над одним из них. Рога были огромными, круто изогнутыми и блестящими. Он напомнил Тому о том баране, под которым прятался Одиссей, сбегая из пещеры Полифема в Гомеровой «Одиссее». Пастух наверняка был в отчаянии, потеряв двух таких крупных баранов и восемь здоровых овец. Том прикоснулся к кончику рога и провел пальцами по бороздчатой поверхности. В юности, живя в Монтане, он слышал о некоторых индейских племенах, которые считали молнию доброй природной силой. Шаманы, а особенно женщины-целительницы племени кроу, искали места, куда ударила молния, и собирали там всевозможные осколки — с их точки зрения, символические и целебные, способные, согласно их верованиям, приносить богатый урожай и придавать силу атлетам. Том осторожно взял в руки один из огромных рогов и почувствовал, какая мощная от него исходит энергия.

Подобные сильные грозы обычно случаются в этих местах весной. Том был свидетелем одной из них, пришедшей с моря. Мощные вспышки молний то и дело низвергались с высоты и вонзались в воду, причудливо подсвечивая ее и набухшие влагой тучи, затянувшие ночное небо. Глядя на скелеты овец, Том представил себе, как электрический разряд прошел сквозь мокрую шерсть и вмиг убил их. Никогда прежде не приходилось ему видеть ничего подобного. Какая невероятная сила природы! Ничего удивительного, что молния была избрана главным атрибутом Зевса.