Гробница тирана

– Он знал, какова его судьба. По крайней мере, какой она должна была быть. Но я все еще не понимаю, как…

– Это лишь догадка, – признался я. – Фрэнк вошел в туннель, зная, что может погибнуть. Он по своей воле пожертвовал собой во имя благородной цели. Сделав это, он освободился от своего рока. Когда он сжег деревяшку, он… Ну, не знаю… зажег этим новое пламя. Теперь он сам в ответе за свою судьбу. Впрочем, как и все мы. Других объяснений я не вижу – разве что Юнона каким-то образом отменила решение Мойр.

Хейзел нахмурилась:

– Чтобы Юнона сделала кому-то что-то хорошее?

– Да уж, на нее не похоже. Правда, к Фрэнку она неровно дышит.

– К Джейсону она тоже неровно дышала, – с горечью проговорила Хейзел. – Нет, я, конечно, рада, что Фрэнк жив. Просто все это кажется…

Она могла не договаривать. То, что Фрэнк выжил, это потрясающе. Это чудо. Но почему-то от этого смерть Джейсона казалась еще более несправедливой и трагичной. Как бывший бог я прекрасно знал обычные ответы на жалобы людей о несправедливости смерти. Смерть – это часть жизни. Нужно это принять. Без смерти жизнь была бы бессмысленна. Почившие будут живы, пока мы о них помним. Но как человека, как друга Джейсона меня всё это не утешает.

– Уфф. – Фрэнк заморгал и открыл глаза.

– О! – Хейзел обхватила его за шею, чуть не задушив в объятиях.

Это не лучшая процедура для тех, кто только что вернулся в сознание, но я не стал вмешиваться. Фрэнк слабой рукой погладил Хейзел по спине.

– Дышать, – прохрипел он.

– Ой, прости! – Хейзел отстранилась и смахнула со щеки слезу. – Ты наверняка хочешь пить. – Найдя у изголовья Фрэнка фляжку, она поднесла ее к его губам, и он с трудом сделал несколько глотков нектара.

– Ох, – благодарно кивнул он. – Так… у нас… получилось?

Хейзел всхлипнула:

– Да. Да, получилось. Лагерь спасен. Тарквиний мертв. А ты… ты убил Калигулу.

– Да? – слабо улыбнулся Фрэнк. – Всегда рад. – Он посмотрел на меня. – Я пропустил торт?

– Что? – Я непонимающе уставился на него.

– Твой день рождения. Вчера.

– О. Я… Должен признаться, что совершенно забыл про него. И про торт.

– Значит, мы еще сможем его съесть. Отлично. Ты хотя бы чувствуешь, что стал на год старше?

– Определенно чувствую.

– Ты напугал меня, Фрэнк Чжан, – сказала Хейзел. – Я была убита горем, потому что думала…

Фрэнк по-щенячьи робко взглянул на нее (но в щенка при этом не превратился):

– Извини, Хейзел. Просто… – он согнул пальцы, словно пытался поймать проворную бабочку, – по-другому было нельзя. Элла прочитала мне несколько строчек пророчества – они предназначались именно мне. Императоров можно было остановить только огнем, занявшимся от самой ценной деревяшки, на мосту, ведущем к лагерю. Я решил, что она имеет в виду туннель Калдекотт. Она сказала, Новому Риму нужен новый Гораций.

– Гораций Коклес, – вспомнил я. – Отличный парень. Он защитил Рим, в одиночку сдерживая вражескую армию на Свайном мосту.

Фрэнк кивнул:

– Я… я попросил Эллу никому больше об этом не рассказывать. Мне… просто… мне нужно было время, чтобы все обдумать самому, переварить. – Его рука инстинктивно потянулась к тому месту, где на ремне раньше висел мешочек с деревяшкой.

– Ты мог погибнуть, – сказала Хейзел.

– Да. «Жизнь имеет цену только потому, что кончается, малыш».

– Это цитата? – поинтересовался я.

– Папа так говорил, – ответил Фрэнк. – И был прав. Я должен был рискнуть.

Мы немного помолчали, думая о том, насколько чудовищным был этот риск, или просто поражаясь, что Марс в самом деле изрек мудрую мысль.

– Как ты выжил в пожаре? – спросила Хейзел.

– Не знаю. Помню, как сгорел Калигула. Я вырубился, думал, что умер. А потом очнулся на спине у Ариона. И вот я здесь.

– Я рада. – Хейзел нежно поцеловала его в лоб. – Но я все равно потом тебя убью за то, что ты меня так напугал.

Он улыбнулся:

– Справедливо. Можно мне еще…

Может быть, Фрэнк хотел сказать «поцелуй», или «глоток нектара», или «побыть наедине с моим лучшим другом Аполлоном». Но прежде чем он договорил, его глаза закатились и он захрапел.

Но не все визиты к больным были такими радостными.

За утро я постарался навестить как можно больше раненых.

Иногда я уже ничего не мог сделать – оставалось лишь смотреть, как их тела готовят к омовению, предотвращающему превращение в зомби. Тарквиний умер, и гули, похоже, исчезли вместе с ним, но никто не хотел рисковать.

Дакота, который долгое время был центурионом Пятого легиона, скончался ночью от ран, полученных в битве за город. Все согласились, что его погребальный костер нужно устроить так, чтобы он источал аромат Кул-Эйда.