Гробница тирана

Карусель располагалась под куполообразным навесом, похожим на пробковый шлем. За синими и желтыми металлическими ограждениями сотнями огней сверкал аттракцион. Раскрашенные животные отбрасывали на траву длинные искаженные тени. Лошади, казалось, застыли в панике: в глазах у них стоял ужас, передние ноги поднялись в воздух. Зебра задрала голову словно в агонии. Гигантский петух сверкал красным гребнем и показывал когти. Там был даже гиппокамп, такой же как друг Тайсона Радуга, только морда этого пони-русалочки сердито скалилась. Какой родитель отпустит детей кататься на таких кошмарных тварях?! Может, Зевс отпустил бы, подумал я.

Мы осторожно приблизились, но навстречу нам никто не выскочил, ни живой, ни мертвый. Тут, похоже, никого нет, только неизвестно почему горят огни.

У Мэг в руках засияли мечи, бросая блики на траву у нее под ногами. Лавиния держала наготове заряженную манубаллисту. Благодаря розовым волосам и нескладной фигуре она могла легко смешаться с толпой зверей на карусели, но я решил не делиться с ней этой мыслью, опасаясь, как бы меня не подстрелили. Хейзел не стала вынимать меч из ножен, но даже без оружия в руках вид у нее был гораздо более устрашающим, чем у любого из нас.

Я подумал, не снять ли со спины лук. Но опустив глаза, понял, что непроизвольно схватился за боевое укулуле. Что ж, ладно. Смогу сыграть веселую песенку, если все же начнется битва. Это считается героическим поступком?

– Что-то не так, – пробормотала Лавиния.

– Думаешь? – Мэг присела, положила один из мечей и кончиками пальцев коснулась травы. – От ее руки по поляне пошли круги – как по воде, когда в нее бросишь камень. – Почва тут странная, – объявила она. – Корни не хотят расти в глубину.

Хейзел выгнула брови:

– Ты можешь разговаривать с растениями?

– Не то чтобы разговаривать, – сказала Мэг. – Но да. Даже деревьям не нравится это место. Они пытаются как можно дальше уйти от карусели.

– Правда, деревьям едва ли удается делать это быстро, – заметил я.

Хейзел осмотрелась по сторонам:

– Посмотрим, что удастся выяснить мне. – Она опустилась на колени у основания карусели и прижала ладонь к бетону. Круги по нему не пошли, рокота и дрожи мы тоже не заметили, но через три секунды Хейзел отдернула руку и попятилась, чуть не свалившись на Лавинию. – О боги. – Хейзел била дрожь. – Там… там под землей огромный комплекс туннелей.

У меня пересохло во рту:

– Часть Лабиринта?

– Нет. Не думаю. Похоже, они сами по себе. Они древние, но… но здесь появились недавно. Понимаю, это звучит как бред.

– Нет, – заверил ее я, – гробница переместилась.

– Или выросла заново, – предположила Мэг. – Как посаженная ветка. Или грибная спора.

– Гадость, – поморщилась Лавиния.

Хейзел обняла себя за локти:

– В этом месте царит смерть. Я ведь дочь Пултона и была в Подземном мире. Но тут почему-то все еще хуже.

– Не нравится мне это, – пробормотала Лавиния.

Я посмотрел на укулеле, сожалея, что не могу прикрыться инструментом побольше. Скажем, контрабасом.

– Как нам попасть внутрь?

Я надеялся, что мне ответят «Вот засада, никак не получится».

– Вон там. – Хейзел указала на участок бетона, ничем не отличающийся от остальных, и подвела нас к нему.

Она провела пальцами по темной поверхности, обрисовав светящийся серебристый прямоугольник размером с гроб. Нет, ну почему мне в голову пришло именно это сравнение?!

Ее рука застыла над центром прямоугольника:

– Похоже, я должна тут что-то написать. Может, код?

– «Дверь откройте пошире, – вспомнила Лавиния, – два, пятьдесят четыре».

– Погодите! – Я подавил волну паники. – «Два, пятьдесят четыре» можно написать по-разному.

Хейзел кивнула:

– Попробуем римскими цифрами?

– Да. Но «пять, два, четыре», «двести пятьдесят четыре» и «два, пятьдесят четыре» римскими цифрами записываются по-разному.

– Что выбираем? – спросила Мэг.

Я попытался порассуждать:

– Тарквиний выбрал это число не случайно. Оно должно быть связано с ним.

Лавиния тихонько лопнула маленький розовый пузырь:

– Типа как когда ставишь паролем дату рождения?

– Именно, – подтвердил я. – Но он бы не стал использовать день рождения. Это же гробница. Может, дата смерти? Только она не подходит. Доподлинно неизвестно, когда он умер – его изгнали и похоронили тайно, – но это должно было быть примерно в 495 году до нашей эры, а не в 254-м.

– Не та система летосчисления, – сказала Мэг.

Мы все уставились на нее.

– Что? – возмутилась она. – Меня воспитывал во дворце злого императора, забыли? Мы все даты отсчитывали от основания Рима. AUC. Ab urbe condita[29], так?

– О боги! – ахнул я. – Молодчина, Мэг. 254 год от основания Рима – это… так, 500 год до нашей эры. Довольно близко к 495-му.

Хейзел по-прежнему не опускала руку:

– Близко настолько, что мы рискнем?

– Да, – кивнул я, стараясь вызвать в себе уверенность Фрэнка Чжана. – Запиши как дату: двести пятьдесят четыре. CCLIV.

Хейзел послушалась. Цифры засветились серебряным светом. Бетонный прямоугольник растворился как дым, и мы увидели ведущие во тьму ступени.