Гробницы пяти магов

– С нами не выгорело – с другими может получиться, – раздался голос Аманды, которая неслышно подошла к нам со спины. Она умела так делать, прямо как кошка какая-то. – Ты уверен, что мы были единственными, к кому ключик подбирали?

– Нет, – помолчав, помотал головой я. – Зато я почему-то уверен в том, что никто из наших такое не подпишет. Нет среди нас таких. Не осталось.

– И Мартин не подпишет? – с ехидцей в голосе поинтересовалась Аманда.

– Он в первую очередь не станет этого делать, – вместо меня ответил ей Гарольд. – Не тот это человек. Да, он мой враг – но враг достойный. Так что он скорее себе руку отрежет, чем такое подпишет, поверь мне.

– Ну-ну, – произнесла Аманда то ли с издевкой, то ли с горечью. – Если ты окажешься прав – я только рада буду.

А еще через пару дней мы, наконец, увидели стены Шагрисаха.

Глава двадцать четвертая

Те две с половиной недели, что мы провели в гостях у Раваха-аги, скорее всего, мне запомнятся как нечто прекрасное. Серьезно, я еще никогда не был так безмятежно спокоен и счастлив.

Высокие стены его «скромного жилища», которое не уступало по размерам Вороньему замку, защищали нас от шума улиц и опасностей, которые нас там могли поджидать. «Скромное жилище», надо же такое сказать! Огромный дом в три этажа, с круглыми крышами, переходами, лестницами, балконами и оранжереей, да еще с десяток строений близ него, в которых проживали воины и слуги.

И все это за стеной, которая тоже не уступит крепостной. Если тут так живут простые купцы – то это впечатляет.

Хотя меня здесь впечатляло и восхищало все.

Еда была вкусна, вина ароматны, подушки, заменявшие тут кресла и диваны, и на которых я быстро навострился сидеть – мягки и удобны, а беззвучно передвигающиеся молчаливые слуги, казалось, читали наши мысли, по крайней мере, мне так казалось. Даже Аманда – и та как-то немного оттаяла, похоже, что простила меня за ту обиду, которую она сама себе выдумала, и в одну из ночей пришла в мои покои. Если честно – если бы она этого не сделала, то, возможно, я бы и сам к ней наведался. А может, и нет – Равах-ага успел шепнуть мне, что некоторые служанки в его доме вполне себе сговорчивы, и не прочь подарить немного ласки гостям хозяина.

Мне здесь было очень хорошо, настолько, что покидать этот дом и эту страну мне совершенно не хотелось. Увы, но глядя на своих друзей, я понимал, что кроме Фриши и Жакоба, никто моих мыслей не разделяет. Оно и понятно – для благородных тут в новинку была только местная экзотика, а все остальное, вроде слуг или еды от пуза, являлось привычным и знакомым.

Я даже в город за это время ни разу не вышел, – чего ради? Чего я там не видел? Базара или уличных артистов? Мне их за это лето хватило. А вот покоя, тишины и безопасности – маловато было. Разве что только в доме родителей Агнесс, там нам было очень хорошо.

Дону Игнасио, кстати, мы отправили письмо, в котором сообщали о том, что все мы живы и здоровы, но, увы, уже не сможем в этом году навестить его, поскольку отбываем обратно в Центральные Королевства.

Про Ренато тоже написали, мол, погиб в схватке с кочевниками. И люди его тоже в ней полегли.

Сделали мы это прямо на следующий же день после того, как прибыли в дом Раваха-аги. Дон Игнасио – очень хороший человек, с него станется взять воинов и выдвинуться на наши поиски к Гробницам. Ни к чему это – ни ему, ни нам. Равах-ага одобрил наши действия и пообещал, что письмо в самом скором времени попадет к адресату.

Так что – все было прекрасно. Точнее – «было бы, если бы не».

Не бывает в жизни так, чтобы совсем всё было хорошо. Вот и в этом благословенном месте имелось то, что висело у нас всех камнем на душе.

Луиза.

С ней все было очень и очень плохо. Нет, не с ее телесным состоянием, тут как раз все нормально обстояло, она уверенно шла на поправку. Речь о другом.

Лу прекрасно понимала, что с ней произошло, она всегда была умницей. И секрета в том, что она окривела и изуродована, для нее не было. Дурой надо быть, чтобы не понять, что дело неладно, раз один глаз не видит, и пол-лица болит неимоверно. А она дурой не была никогда.

Мы ей ничего не говорили, ясное дело, а она спросить у нас ничего не могла, нельзя ей было разговаривать, Идрис запретил. Кстати – он до сих пор ее врачевал, хотя в доме у Раваха-аги был свой лекарь, пузатый и лысый, который было и хотел заняться нашей подругой. Вот только Гарольд попросил гостеприимного хозяина о том, чтобы именно старый воин дальше наблюдал её. Как по мне – верно. Что тут за лекарь – поди знай, а Идрис – он проверен дорогой.

Так вот – все она осознала, это наверняка. Но, как видно, при этом она не слишком понимала, как со всем этим ей дальше жить. Она лежала в полутемных покоях почти недвижимо, по крайней мере, когда мы приходили к ней, это было именно так. И никак не реагировала на наши разговоры, которыми мы пытались ее отвлечь от мрачных мыслей или хоть немного развлечь.