Гробовщик

— Скоро весь город будет любоваться собранием его картин, — подхватил Беспалый. — И люди Мишкольца, как попки, глядя на хозяина, ударились в спонсорство. Одни взялись за театр, другие за кино. Не подкопаешься! У нас ничего нет против этой фирмы…

— Кто из ваших спонсоров читал сценарий? — продолжал доканывать лысого директора следователь.

— Игорь Тимофеев, молодой парень, знакомый режиссера. Да не просто читал — они и писали его вместе.

— Значит, съемки на кладбище предполагались еще во время подготовки сценария? Когда это было?

— В мае. Но Тимофеев убедительно просил нас подыскать кладбище попроще. А режиссер заладил свое: «Я так вижу!» Упрямый осел! Вот и пребывает нынче в психушке за свое упрямство!

Составленное на молодого человека, Игоря Тимофеева, досье ничего не дало ни уму ни сердцу Поликарпа.

Христофора отпевали в соборе Александра Невского. Вокруг собора насчитали рекордное за все время количество иномарок — пятьдесят три, не говоря уже об отечественных автомобилях. Автоинспекция перекрыла главную улицу города на целый час.

У ворот кладбища молодые люди в кожаных куртках установили столики с водкой. Каждому предлагалось выпить за упокой души убиенного.

Поликарп отвел сыну место в аллее Героев. Злые языки шутили, что надо бы рядом с могилой Христофора оставить землицы побольше, ведь семья у грека большая!

На похороны приехал старший сын Олег. Он держался рядом с сестрами, девочками семи, двенадцати и пятнадцати лет. При общении с отцом он всегда испытывал робость. Набравшись на этот раз смелости, спросил:

— Может, поживешь у нас, в Салониках?

Очень похожий на отца, но со спокойным взглядом и в очках, банкир Олег Карпиди впервые увидел отца в семилетием возрасте. Тогда были живы мать и бабушка, баловавшие мальчика. И вот пришел он, сильный, грубый, со специфическим, терпким запахом зоны. Отец вернулся после отсидки. Взял его на руки, подбросил до потолка, прижал к груди, уколол щетиной.

Теперь он, казавшийся отцу слабым и беззащитным, предлагает убежище. А как еще понимать его предложение? Олег боится за семью, за отца, за девочек. И хочет увезти всех на историческую родину.

— Нет, — покачал головой Гробовщик. — Я должен найти этого суку!

— И что дальше? Опять кровь? — Олег поправил очки. Этот интеллигентский жест сына всегда смешил Поликарпа, но теперь он даже не улыбнулся.

— Не лезь не в свои дела! А за приглашение — спасибо! Может, зимой приеду погостить.

Анастас Гавриилович, как принято, поцеловал покойника в лоб и уронил слезу.

— Я отомщу за тебя, сынок! — поклялся он шепотом.

О том, где и как похоронили студента музыкального училища, история умалчивает.

Несколько человек позвонили Беспалому, откликнувшись на объявление в газете с фотографией Христофора. Звонившие вспомнили, что летели с ним в одном самолете. Трое утверждали, что Христофор летел не один, а с товарищем. Наконец нашлась свидетельница, подтвердившая, что парень вышел из здания аэропорта с другом и они сели в машину. Причем не случайную, а явно поджидавшую их. Номер машины она, конечно, не запомнила и даже марку не смогла бы определить, но муж, встречавший женщину, по воле случая припарковал свой «жигуль» рядом с тем самым джипом, в который сели парни. Такая машина сразу бросается в глаза. Это был «рэнглер» черного цвета, стилизованный под «виллис» времен фашистской Германии.

Были опрошены таксисты, находившиеся в тот вечер в аэропорту. «Рэнглер» видели многие, но из машины никто не выходил, а стекла были затемнены. На номер тоже не обратили внимание. Кому это нужно? Вот только один из таксистов настаивал на том, что номер не местный, то ли московский, то ли минский.

Установить личность приятеля Христофора не составляло труда. Компьютер аэрофлотской кассы выдал точные паспортные данные. Им оказался двадцатилетний москвич Перовский. Однако из Москвы был получен факс, что по данному адресу действительно проживает двадцатилетний москвич, но не Перовский, а просто Перов, который полтора года назад потерял паспорт. Фотографию Перова никто из пассажиров самолета, в котором летел Христофор, не опознал. Из чего следовало, что приятель Христофора имел фальшивые документы.

— Скорее всего они познакомились в Москве, — в очередной раз докладывал следователь Поликарпу, — потому что из Парижа он летел один. Встреча состоялась в одном из аэропортов. Либо в Шереметьеве, куда прибыл парижский самолет, либо в Домодедове, откуда он вылетел к нам.

— В Домодедове, — заключил Карпиди.

— Почему? — не разделял его уверенности Пал Палыч.

— Аэропорт держат наши бывшие земляки, — пояснил тот.

— Если ниточка ведет в Москву, то я пас, — заявил Беспалый.

Следователь боялся связываться со столичными органами. Вдруг какой-нибудь шустряка начнет рыть под него? Кто их знает, столичных? Что у них на уме? А он, Беспалый Пал Палыч, погряз. По уши, как говорится! Они там в Москве тоже погрязли! Но всегда велик соблазн вытащить на свет Божий напакостившего коллегу, чтобы прослыть честным и принципиальным. Кто же такое упустит?

— Я пас, — повторил следователь, — в делах московских я не компетентен.