Грохочущие воды Ниагары

Мы побежали к дому. Я прекрасно видела, что, хотя Мел явно льстит предложение Питера и ей нравится с ним в некотором роде экспериментировать, на самом деле она ни капельки его не любит, и я ему сочувствовала. Переодевшись после школы, Мел преображалась: волосы уложены на одно плечо, под белым свитером из ангорки торчат маленькие острые груди, длинные стройные ноги обтянуты светлыми брюками — она кому угодно могла вскружить голову. Можно было догадаться, как Питер теряется от ее внезапных перемен настроения, и я вполне допускала, что она не слишком-то считается с его чувствами.

По дороге в театр я поймала себя на том, что мне очень хочется поделиться своими мыслями с Карлом, но я знала, что этим только доставлю Мел большие неприятности. Наверное, я как-то необычно притихла, потому что некоторое время он то и дело на меня поглядывал и наконец спросил:

— Эй, что у тебя на уме? Что-то ты невесело смотришь.

— Просто думала… Утром пришло письмо от мамы. Она пишет, что не сможет приехать сюда на Рождество.

Я не рискнула сказать ей по телефону, что намереваюсь остаться здесь как минимум до лета. Если я устроюсь на работу в магазин, то смогу больше не просить у нее денег на карманные расходы. Вообще-то я хотела накопить, сколько получится, и отдать ей хотя бы часть тех денег, которые она так великодушно потратила на меня. Я сказала, что, если она не сможет встретить Рождество с нами, я приеду, как и собиралась, и нечего даже и пытаться меня здесь удержать.

— Что ты говоришь! — сказал Карл. — А почему, не пишет?

— Как всегда, в Рождество по горло занята деревенскими делами, — неубедительно соврала я, но тут же, в поисках его сочувствия, позорно сдалась: — Наверное, все дело в деньгах. Она истратила все, что у нее было, на то, чтобы отправить меня, так что… Через месяц мне надо ехать домой.

— Ах вот как, — с довольным видом сказал Карл. — Тогда, девушка, у меня для вас новости.

— Какие?

— Она приедет. Я разговаривал с ней вчера по телефону, и она обещала.

— Карл! — Я подпрыгнула на сиденье машины.

— А насчет денег не беспокойся. Папа с Брон оплатят поездку, как бы в подарок ей на Рождество.

— И она на это согласилась? — выдохнула я. Мамина независимость вошла в поговорку. Брон несколько раз предлагала оплатить проезд и ей, и мне, но мама все время отказывалась — вежливо, но твердо.

— Как же тебе удалось ее уговорить? — воскликнула я. В свете мелькающих фонарей я увидела, как он улыбается.

— А вот это наш с твоей мамой секрет, Айрис Мэдден.

— Карл, ну пожалуйста. Не дразни, скажи.

— Как-нибудь потом. По крайней мере, не сейчас.

— Почему?

— Когда скажу, поймешь.

Я уже знала, что больше спорить бесполезно. Решив сохранить достоинство, я погрузилась в молчание.

— Ты не рада? — Теперь его голос звучал уже несколько озабоченно.

— Очень рада, у меня прямо камень с души свалился. А то ведь пришлось бы скоро уезжать. Не могла же я бросить ее в одиночестве на целую зиму.

— Так я и думал. — Он явно собой гордился. Позже, тем же вечером, я терзала его и так, и этак, требуя сказать, как он заставил маму отступить от ее правила никогда и ни от кого не принимать одолжений, даже от собственной сестры, но он только улыбался и качал головой. Ну ладно, решила я, подожду и спрошу у мамы.

Как чудесно было просыпаться утром и с радостью встречать новый день, а не гадать, в каком настроении сегодня будет Биван, и не молиться, чтобы ничего не случилось. Какой же дурочкой я была, что позволяла так собой помыкать. Теперь-то я знала, что любовь и слепая страсть — разные вещи. Больше я никого не полюблю, повторяла я себе, а Карл показал мне, как из взаимной симпатии и уважения рождается дружба. И настоящей любви тоже не бывает без этого уважения друг к другу. Мел права. Я тоже позволила вытирать о себя ноги. Не удивительно, что Бив обращался со мной как с подопытным кроликом.

Когда мне прислали официальное разрешение остаться в Канаде и работать на ферме, я почувствовала, что начинаю новую жизнь. Биван Уильямс остался позади, в неприятном прошлом, а передо мной открывается новое будущее.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Письма начали приходить в первых числах декабря.

Дядя Реджис всегда поднимался по утрам самым первым. По словам Брон, он страдал бессонницей. Каждое утро около семи он шел на кухню и ставил чайник. Карл и Мелани спускались к завтраку вместе, чуть позже него; я уходила на работу к полудню, поэтому приходила сварить себе кофе и поджарить тосты не раньше девяти. К этому времени Реджис уже получал всю почту.

В тот понедельник я обнаружила, что рядом с моей тарелкой на столе лежит голубой авиаконверт. Я с удивлением взяла его в руки, потому что никак не ожидала получить от мамы второе письмо так скоро. Первое, полное энтузиазма, пришло всего два дня назад; она писала, как предвкушает провести Рождество и Новый год в Канаде, невзирая даже на то, что для этого придется лететь на самолете.