К ночи Гэрэл с Батбаяром возвращались в юрту к Дашдамбе, расстилали старую потертую шкуру и устраивались на ночлег. Батбаяр засыпал, не успев донести голову до подушки. Мальчика не смущала жесткая постель, он преспокойно спал и вместе с ягнятами, когда тех в сильные холода загоняли в юрту.
Семья Дашдамбы ютилась в маленькой четырехстенке, покрытой ветхими, дырявыми кошмами. Таким же жалким было ее имущество: потемневший от времени сундук, застланная шкурами и лоскутными тюфяками дощатая кровать да пара деревянных ящиков. С приездом Гэрэл и Батбаяра рабочих рук в аиле прибавилось, но и теперь здесь не было человека, который мог бы выкроить свободную минуту, забежать домой, отдохнуть.
Взрослые вставали с рассветом и возвращались затемно. В аиле оставались одни малыши: бегали от юрты к юрте, носились друг за другом, брызгаясь водой, или жались к стенам, подставив солнцу свои распухшие животы.
За день в хозяйстве Аюура бойды надо было успеть выдоить двести овец, двадцать кобылиц и тридцать коров. После утренней дойки Гэрэл, Ханда и Лхама, не отстававшая от матери, ставили закисать простоквашу и кумыс; остудив молоко, собирали пенки, кроме того, пасли телят и ягнят. Работали с шутками, стараясь перегнать друг друга. Жена Аюура бойды — Дуламхорло — и сама не гнушалась работы, хлопотала по хозяйству вместе с работниками. Но дел не убавлялось.
Бойда круглый год жил в Онгинском монастыре, любил попировать с друзьями и знакомыми, гостями хана. Не успевали отправить ему из аила один обоз с продовольствием, как приходилось уже собирать другой. А еще нужно было шить одежду для него, для его жены и сына — работе, казалось, не будет конца.
Дашдамба подновлял хозяйственные постройки, ремонтировал телеги и сани, чистил двор, пас овец. Даже перегоняя отару на пастбище, он умудрялся сделать еще что-нибудь, облегчить работу остальным: собирал аргал или складывал в кучи хворост, мял кожи или резал из них ремни.
Батбаяр седлал на рассвете двухлетку или годовалого жеребенка и отправлялся пасти коров и лошадей. Араты, жившие неподалеку от Хоргой хурмын хормоя, часто замечали мальчика на коне, мчавшегося по гребню хребта, и прозвали его Ар цармын Бялзухай — Горным жаворонком.
— Что они хотят этим сказать, — удивилась Гэрэл, впервые услышав прозвище сына. — Что бойкий он и жизнерадостный, как эта пичуга? Или, может быть, насмехаются над его малым ростом? Что ж, в любом случае в точку попали. Пусть себе зовут.
Батбаяр действительно был похож на жаворонка. Загнав табун на горные луга, он с гиканьем и свистом мчался вниз собирать разбредавшихся по долине коров, а согнав их в стадо, птицей взлетал по гребню хребта, торопясь к табуну. Он любил ездить на гнедом, к которому привык за время скитаний, но старался делать это тайком, чтобы не озлоблять жадного, неуживчивого Донрова.
Но однажды весной, когда Батбаяр седлал гнедого, чтобы собрать в табун пасущихся на берегу озера лошадей, это заметил возвращавшийся с прогулки Донров. Подскакав ближе, он разглядел свежую ссадину, которую гнедой получил в схватке с жеребцом, и взвыл:
— Ты… На моей лошади… Нарочно по скалам гоняешь, ногу ей сбил, — завопил Донров, замахиваясь кнутом.
Но Батбаяр не собирался безропотно подставлять спину.
— Не твоя лошадь, а моя, — выкрикнул он, уворачиваясь от кнута, изловчившись, схватил Донрова за рукав и что есть силы рванул вниз. Приземлившийся в туче пыли, Донров с минуту ошалело крутил головой, не понимая, что с ним произошло, потом разглядел изрядный кусок рукава в руках противника, опомнился.
— Ах ты грязная свинья, попрошайка, нищий, — заорал он, синея от злобы.
— А ты жадина, утроба ненасытная. Все в дом собираешь, а жиром не обрастаешь. Иди, иди поближе, если не трусишь, придурок монастырский, казначейское отродье. Сейчас я подтяну тебе твой бурдюк для кумыса, — крикнул Батбаяр, подхватывая ургу и надвигаясь на Донрова.
— Мы еще поглядим, кто кому брюхо подтянет, — пригрозил Донров, вскакивая на коня.
С воплями влетел мальчик в юрту, где сидели все женщины аила. Ханда сбивала масло, Дуламхорло шила дэл, а Гэрэл стегала новый тюфяк для Аюура.
— Я… только что выехал в долину а Бялзухай как на меня набросится! Я, говорит, тебе, ненасытному богачу, утробу вспорю и очаг твой опрокину. Чуть до смерти не задушил. Вот… посмотри, — показал Донров матери разорванный рукав.
— Да что же это такое, — вскрикнула перепуганная Гэрэл. — Совсем взбесился. Я его, поганца, по колено в землю вобью.
В первые дни после возвращения сына из монастыря Дуламхорло бывала с ним особенно нежна и заботлива. Но сейчас, внимательно наблюдая за Донровом, она не спешила поднимать крик.
— Батбаяр — мальчик серьезный, рассудительный. Не ты ли первым его задел? Зачем тебе понадобилось ехать на то пастбище?
«Вот и опять выгонят нас», — обреченно подумала Гэрэл и пошла мыть руки.
— Всякое может быть, но чтобы мальчишка говорил: «утробу вспорю, очаг опрокину?!» — Ни в жизнь не поверю! Что он — Зодов Плешивый, что ли! — решительно произнесла Ханда.