С высокого берега Орхона юноша следил, как собирается в монастыре народ. Так и подмывало парня сбегать туда, хоть одним глазом посмотреть, что делают, о чем говорят люди. Но он не решался оставить коней. «Угонят — неприятностей не оберешься». Когда стемнело, он загнал лошадей в хашан. Дуламхорло и казначей лакомились в юрте свежими хушуурами, и хозяйка была весьма оживлена. Батбаяр подметил, с какой яростью, словно распалившийся бык, готовый смять и вышвырнуть вон соперника, взглянул казначей на заглянувшего было в юрту молодого ламу. Донрова же нигде не было видно: то ли в крепость ушел, то ли еще куда бродить отправился. Шум вокруг постепенно затихал, прохожие появлялись все реже. Батбаяр издали наблюдал, как хозяйка и казначей болтают, пьют подогретую в серебряном кувшинчике молочную водку. До поздней ночи они развлекались, хохотали, играли в хуа[22]. Изголодавшийся Батбаяр отыскал пару оставшихся от пиршества холодных хушууров, подкрепился, растянулся у стенки и тут же заснул.
— Пойду, пожалуй, пока ламы не встали. Одна не испугаешься? Двери за мной запри, — сквозь сон услышал юноша шепот казначея. Спустя некоторое время на грудь ему легла маленькая ладошка, и еще — прохладные камешки; щеки коснулись мягкие, влажные губы. Спросонья Батбаяр приподнялся, приоткрыл глаза. Рядом никого не было.
— Что за наваждение? Было это или только приснилось? — ощущение было удивительно сладостное и в то же время неприятно-щекотливое…
Светало.
«Надо бы коней пораньше выгнать», — подумал он и стал натягивать одежду. Выходя из юрты, услышал, как охнула, заворочалась в постели Дуламхорло, застонала тоненьким, непривычно высоким голоском.
Утром в монастыре начался цам и обряд изгнания нечистой силы.
Когда Батбаяр вернулся, Дуламхорло пила чай. Она была печальна и вела себя так, словно поджидала его. Дала Батбаяру печенья с маслом, а когда он поел, достала из тороков несколько отрезов шелка и, уложив их в небольшой мешок, протянула юноше:
— Иди по краю палаточного лагеря, пока не увидишь два больших пестрых шатра и аил рядом с ними. Если там будет высокий рябой мужчина по имени Дэлэк, отдашь ему. Не забудь только спросить, как его зовут! Скажешь, что соболиных шкурок больше не надо, Аюур-гуай велел брать только серебром. Учти, если что по дороге с мешком случится, если не передашь его кому следует, Аюур-гуай на нас с тобой живого места не оставит, — предупредила она. Батбаяр удивился еще больше.
В это время пришел Донров. Дуламхорло подала сыну чай.
— Завтра ехать, а тебя нет и нет. Я уже отчаялась найти этого Дэлэка. Беспокоиться начала, вдруг не смогу выполнить все, что наказывал твой отец. Хорошо, что ты вернулся, прямо сейчас вдвоем к нему и идите в тот аил, про который говорил тебе отец.
Батбаяра внезапно осенило, что Аюур поручил жене сбыть здесь какие-то товары, видимо, из тех, что переправил домой из ханской казны. «Но почему их сбывают тайно? Ведь не украл же их бойда», — удивлялся он.
Донров велел Батбаяру взять мешок и по-хозяйски, молча, пошел впереди. Они подошли к аилу, рядом с которым стояли два одинаковых пестрых майхана, а у коновязи привязано было множество лошадей. Там их действительно встретил сутулый, пузатый мужчина с рябым лицом, забрал мешок и повел Донрова в юрту. Батбаяр остался во дворе. Ждать пришлось долго. Наконец Донров вышел с пустым мешком.
— На! Отнеси домой и ступай коней сторожить. Матери скажешь, что я пошел смотреть цам. — Донров бросил Батбаяру пустой мешок и повернулся, собираясь уходить.
— Твой мешок, сам его и неси, — вспыхнув, сказал Батбаяр и швырнул мешок Донрову. Ссора разгоралась, как подожженная сухая трава. Обидевшись на то, что Донров привел его в знакомый аил и оставил ждать у дверей, не вынес даже чашки кумыса, Батбаяр готов был нос ему расквасить. Вызывая хозяйского сына на драку, обозвал его «скупердяем», но сын бойды схватил мешок и дал тягу.
«Осторожность не помешает. Кто знает, что придумает в отместку этот послушник», — рассудил Батбаяр и отправился сторожить лошадей. До вечера просидел он во дворе, перебираясь из угла в угол вслед за тенью.
Из монастыря доносилось звучание труб, раковин и гонгов. Хотелось посмотреть, что там происходит, но Батбаяр не решался оставить лошадей без присмотра. «Уйдешь, а хозяйка потом из себя выйдет!» Он влез на поленницу дров и теперь ему было видно, как в углу монастырского двора взметнулся вверх огонь, толпа вокруг костра зашумела. Загудели трубы, послышались резкие хлопки выстрелов, и в небо поднялся столб черного дыма! Народ все прибывал… Внезапно во двор с обмотанной платком головой вбежала Дуламхорло и, рыдая, скрылась в юрте.
«Донров нажаловался, вот она и расстроилась», — подумал Батбаяр и, не зная что предпринять, подошел к ней.
— Что с вами? — участливо спросил он, приходя в отчаяние от горьких слез хозяйки.