Гром и молния

– Да-а, товарищ Первый… А чем мы-то способны помочь? Мы и так делаем все возможное…

– Знаю, Иван Артемович, мне докладывают. Верно, что у вас нет потерь?

– Так точно, нет.

– А сбили вы сколько?

– По донесениям летчиков, на 14.40 насчитывается семнадцать сбитых. Подтверждений с земли пока еще нет, но пехоте сейчас не до нас. Я лично участвовал в двух вылетах, могу вас заверить, что данные точные. Наверняка мы сбили и больше, но самолеты противника, «ушедшие с дымным следом», я приказал в итоговую таблицу не вносить. А семнадцать машин горят на земле, это всем видно!

– Молодцы, «молнии»! Другого такого результата ни на одну боевую часть в армии нет. Ты вот что, подполковник… Приказывать тебе я не могу, но прошу: помоги! Чем можешь – помоги! Сам же видишь – ломаем мы с немцем друг друга, нельзя нам тут слабину дать. Душить его надо, бить не переставая!

– Не надо меня уговаривать, товарищ Первый! Я не мальчик! Я с Испании их метки на своей шкуре ношу и все никак не расплачусь с долгами… Мы делаем все возможное. И будем делать. Но разменивать своих ребят «жизнь на жизнь» я не дам. Не для того группа была создана. Мы будем драться над своими районами прикрытия, уничтожать бомбардировщики врага. А еще лучше, если вы нам поручите обескровить истребительные части противника. К этой работе наша группа наиболее подготовлена. Ведь мы же – «истребители истребителей»!

– Вот и хорошо, Иван Артемович, вот и славно! Займитесь фрицевскими истребителями, дайте моим вздохнуть! Я еще «Кобры» в резерве придержал, вот их на бомбардировщики и нацелим. Ну, а вы уж давите «мессеров» с «Фокке-Вульфами», хорошо?

– Группа «Молния» со своей задачей справится, товарищ Первый!

Экий ты у нас, Иван Артемович, политик! Как завершил разговор: и согласился вроде бы, и о своем особом статусе впрямую сказал! Молодец.

Молодец-то молодец… Да вот что же нам делать? Уж больно накал боев высокий. Не сгореть бы в них, как бенгальскому огню – радостно, но моментально и бестолково…

* * *

– Разрешите, товарищ подполковник? – в проеме двери нарисовался наш инженер с раздувшимся от кучи бумаг и формуляров планшетом в руках.

– Давай-давай, инженер, заходи! Видишь, мы тут с капитаном Туровцевым кумекаем, как нам дальше жить-воевать… А ты с чем пожаловал, а?

– Да и я, товарищ подполковник, с этим же. Думки-то теперь у нас одни. Как бы и самим выжить, и немцев побольше угробить.

– Верно мыслишь, инженер, в корень, так сказать, зришь! Ну, говори…

– Техники первичный осмотр и обслуживание самолетов произвели, товарищ подполковник. Особых вопросов и тревог вроде бы и нет… – Инженер группы замялся.

– Давай-давай, выкладывай, что ты там приготовил…

– Пока – ничего особенного. Еще несколько пулевых пробоин нашли, заменили пару тяг, дыры заделали, естественно. Свечи проверили – нагара и свинца вроде нет. Масло в норме.

– Ну, что тянешь? Что не в норме?

– Меня беспокоят несколько моторов, товарищ подполковник.

– А что с ними?

– Пока ничего, но это – пока! Как вы знаете, ВК-107 форсирован до предела, облегчен до предела. Стенки мотора тонкие, узлы только-только дают рассчитанную прочность… А на четырех самолетах установлены 37-мм мотор-пушки. Да еще на четырех – мотор-пушки в 23 мм. Летчики палят во всю ивановскую, как у Пушкина в «Царе Салтане», не думая о прочности металла двигателя. В местах креплений мотор-пушек уже есть подозрительные трещины.

– Та-ак, ну и что же ты предлагаешь? Не стрелять?

– Я бы предложил заменить хотя бы 37-мм пушки на 23-мм. За них у меня меньше душа болит. А еще лучше – на 20-мм. Что вы, товарищ командир, на это скажете?

Я не выдержал и влез в разговор.