Гром победы

Мысли эти захватывали, томили. Мыслей о герцоге сейчас не было вовсе. Она знала, что вслед за договором последует заключение брака. А вслед за этим самым заключением брака — первая ночь, опочивальня, она и он — вдвоём, первый разговор наедине... Кажется, её, прежнюю, это занимало бы, чувства её трепетали бы — восторгом, радостью и страхом предвкушения... А теперь она только пыталась заставить себя не надеяться, не вдаваться в это бездумное упоение надеждой... надеждой на то, что впишет, впишет, прикажет вписать... Но ведь Андрей Иванович предупредил... и не надо этого бездумного упоения, не надобно... Ей надобно быть расчётливой и трезвой...

* * *

Вписано, конечно, не было. Вопрос о престолонаследии оставался открытым. Но ведь брачный контракт — это не завещание...

Или она обманно утешает себя, твердя; «Брачный контракт — не завещание, брачный контракт — не завещание...» А на деле утешения эти — самообман. Ежели бы отец был твёрдо уверен, в твёрдой уверенности пребывал бы, и что ему бумаги — завещание ли, брачный договор — всё едино — вписал бы ясными словами чёткими... Но нет, не вписал...

Или она просто не должна, не следует ей столь безоговорочно, безоглядно доверяться отцу... Даже отцу!.. И никому... Она ведь знает, и все знают: вопрос о её замужестве решился чуть не в последний момент... Один только худенький, сероглазый, наивный полагал, что всё давно решено и она — его невеста... И что же она? Глупенькая, наивная? Тоже верила? А никому нельзя доверять, никому... И отцу...

* * *

Да, и вправду никто не ведал в точности, до самого конца, до самого последнего момента — не ведали. Один лишь герцог, худенький Карл-Фридрих счастливо пребывал в полной убеждённости. А Берхгольц, Бассевиц, Штамке — ещё и трусили порядком. А если бы в самый последний момент государь вдруг объявил бы, что желает всё же выдать за герцога младшую цесаревну Елизавет Петровну... И что тогда? Худенький, сероглазый упирается и мчится прочь, схватив под мышку шляпу и в плаще, развеваемом ветром северным холодным. Всё летит к чертям! Все надежды на помощь, на союз этот с империей новой, с Россией, на помощь — в будущем, когда-нибудь — всё к чертям!..

И когда всё завершилось успешно, брачный контракт был заключён, голштинцы вздохнули... хотя никаких письменных обещаний дано не было... Но ведь ещё — впереди — завещание — возможное объявление Анны наследницей...

Покамест Берхгольц записал:

«Надобно заметить, что несравненная, прекрасная принцесса Анна назначена в супруги нашему государю, чего и мы все горячо желали. Таким образом, теперь кончилась неизвестность — на долю старшей или младшей принцессы выпадет этот жребий. Хотя ничего нельзя сказать против красоты и приятности последней, однако все мы, по многим основаниям, желали от всего сердца, чтобы старшая, то есть принцесса Анна, досталась нашему государю».

Дело с парижским сватаньем Елизавет Петровны подвигалось вяло. Государь император Пётр Алексеевич всё хворал, почасту отлёживался в своих покоях.

В другой день после подписания брачного договора герцог впервые был приглашён в покои императрицы — запросто — к семейному столу...