Гром среди вторника

– Давайте я помогу, – снова услышал Илья какой-то очень знакомый голос человека, которого несколькими минутами ранее бессознательно вычеркнул из списка медсестер. Судя по всему, эта девушка была почему-то рядом и мешалась персоналу. Кто она? Что она тут забыла? Почему звук ее голоса отзывается щемящей болью в сердце? Или это лекарства перестали действовать?

– Иди домой, сейчас еще свалишься тут, не хватало тебя откачивать.

– И не таких перекладывала, – обиделся тот же знакомый голос, но Громов так и не смог понять чей.

Перекладывала? Значит, тоже медсестра? Но почему ее пытаются прогнать? Стоп. Перекладывала? Что с ним собираются делать? Илья почувствовал себя беспомощным, и ему крайне не нравилось, что женщины собираются перекладывать его, как какого-то калеку. Он хотел было возмутиться, запротестовать, но правая нога отказывалась шевелиться, сил так и не прибавилось, слова из мыслей не хотели преобразовываться в звуки, а веки – открываться. Пришлось, сгорая от стыда, смириться.

– Вот настырная, ладно. Вставай с другой стороны.

– На счет три. Раз… два… три!

Илья почувствовал, как простынь под ним начала ползти, а он сам начал перемещаться в пространстве вслед за ней. Ударился лопатками о что-то не очень мягкое и неприятно холодное. Чьи-то нежные руки приподняли ему голову и подложили под нее подушку.

– Вероник, дальше мы сами, правда, иди домой, ничего с твоим Громовым не случится.

Илья не понял, как за время, которое провел в отключке, успел стать чьим-то, и, потратив остатки сил, снова открыл глаза. Смог договориться со своим телом, чтобы оно снова начало хотя бы немного слушаться его, и слегка повернул голову. Девушка, заметив эти признаки жизни, резко развернулась и убежала, даже не попрощавшись с персоналом. Он не успел рассмотреть ее лицо, только одежду, но был уверен, что если бы увидел его, то снова обознался бы. Голубые свитер и джинсы, белые кроксы. Такие же носила Ева. Достаточно странный выбор обуви для посетителя, обычно они не носят с собой сменку, вместо нее просто надевая бахилы.

Громов не мог видеть, как в коридоре с той, кого медсестры называли Вероникой, слетел один крокс, как она замешкалась, обувая его снова. Не мог знать, что той девушкой была Вера, которая снова убегала от него уже не в первый и точно не в последний раз. Ее уличная обувь и верхняя одежда остались в сестринской приемника, куда она и заглянула, прежде чем покинуть больницу. Завтра она снова вернется сюда, но не на работу, а узнать, в какое отделение и в какую палату перевели Илью. Она хотела быть в тени, но рядом с ним. Будь чуточку решительнее и импульсивнее, то не задумываясь пошла бы к главной медсестре требовать перевод из приемника, вероятнее всего, в травму. Но понимала, что Громов не будет лежать в больнице вечно. Перевестись обратно ей вряд ли уже разрешат, а сталкиваться ежедневно с пострадавшими после аварий будет невыносимо больно. Поэтому она вспоминала, есть ли у нее знакомые в травматологии (вроде были), и морально готовилась работать в три смены: утром – учеба, днем – «дежурства» рядом с Ильей, вечером и ночью – приемник. Только бы не сгореть, светя другим.

Через некоторое время размеренного дребезжания каталки Илья попал в оперблок. Первое и последнее, что он там смог рассмотреть, когда снова открыл глаза, – лицо пожилого реаниматолога и кислородную маску.

Солнечные лучи били прямо в глаза, даже закрытые веки не были для них преградой. В темноте плясали оранжево-красные пятна. Голова раскалывалась, как от очень сильного похмелья. Хотя почему «как»? Сколько он выпил в «Розе»? Видимо, опять Макар решил несмешно пошутить и захотел разбудить своего друга, резко распахнув шторы. Это было бы очень в его духе. Илья открыл глаза и увидел потолок не своей комнаты. Ну да, как он мог забыть, что по своей же дурости оказался в больнице.

Рядом раздался радостный вздох, его руку сжали. Илья понял, что рядом мама, и по телу сразу разлилось теплое спокойствие.

– Наконец-то очнулся! А то я уж думал, что мне придется тебя прибить, за то что заставил переживать теть Аню и Соню, – прервал молчание Макар.

– Пошел в жопу, и без тебя херово, – раздраженно огрызнулся Илья, к сожалению, присутствия мамы было недостаточно, чтобы тело и душа прекратили болеть.

– Ну Илюша… – сидящая на стуле рядом с кроватью Анна Александровна сильнее сжала руку сына.

– Ну что, мам, – он повернул голову на ее голос и улыбнулся. Глаза у нее были заплаканные, сердце неприятно кольнуло.

– Мы рады, что ты пришел в себя, – подала голос Сонечка.

Макар слегка дотронулся до плеча Сони, как будто напоминая о какой-то договоренности. Девушка тут же встрепенулась и, спустя несколько минут дружеских (Илья не понимал, когда мама и Сонечка успели сблизиться) пререканий, увела маму Ильи за кофе. Не вступись сам Громов и не скажи, что он чувствует себя отлично (вранье), женщина бы никуда не ушла. По одному виду лучшего друга Илья понял, что им с Макаром нужно переговорить с глазу на глаз.