«Это самое прекрасное бревно на свете, - сказала первая лягушка. - Оно плывет как живое. Раньше я не знала живых бревен». «Ничего подобного, - возразила ей вторая лягушка, - это бревно ничем не отличается от остальных бревен, и оно движется не самостоятельно. Река, стремящаяся к морю, увлекает за собой наше бревно, а вместе с ним и нас». А третья лягушка выдала такой философский пассаж: «Бревно не движется, как и река. Движение происходит в наших умах. Без мысли ничто не движется». И три лягушки устроили спор о том, что же в действительности движется.
В конце концов, они обратились к четвертой лягушке, которая до сих пор только внимательно слушала подруг, сохраняя душевный покой. И вот у нее спросили ее мнение. «Все вы правы, и все вы не правы, - заявила четвертая лягушка. - Движение имеет место в бревне, в воде и в наших умах, но если вы загляните глубже, то увидите, что ничто не движется, потому что ничто не может двигаться, да и двигаться некуда».
Три лягушки сильно рассердились, поскольку ни одна из них не хотела признавать свою неправоту. Эти лягушки не были готовы осознать свое неведение. Неужели четвертая лягушка умнее их? Нет! Этого их эго позволить не могло.
А потом произошел удивительный случай. А впрочем, так всегда бывает: три лягушки сговорились и столкнули с бревна четвертую лягушку в воду.
Истину увидеть очень трудно. Когда истина стучится к вам, очень трудно распахнуть дверь и впустить гостя в дом, трудно сердечно поприветствовать его. Когда истина стучится в вашу дверь, вы сразу же понимаете, что до сих пор жили во лжи, что не были искренними, что все ваши заявления не были истинными, что ваши догмы были созданы из фальши. Когда истина встает перед вами, в тот же миг ваши жизненные ценности терпят фиаско, и вы понимаете, что жили во тьме. Эго не в силах принять такой удар. Оно предпочтет отвергать истину, оно решит запереть дверь покрепче и заявить о том, что истина никогда не стучалась в его дом. Люди предпочитают говорить, что в мире никогда не было Будды, Иисуса, Кришны. Так люди говорят, чтобы сохранить свое достоинство.
Людям очень трудно признать, что они ничего не понимают. Подобное признание для них унизительно. А теперь представьте себе того императора... Императоры не сомневаются в том, что им известно все на свете. Они считают себя представителями Бога на земле, а то и непосредственными воплощениями Бога на этой планете. У императоров есть власть, а власть ослепляет людей. Властителям очень трудно понять, что они невежественны при всех своих деньгах, уважении, высоких полномочиях. Да и как это возможно, если все кругом твердят о вашей мудрости?
Не удивительно, что Шико боязливо задал свой вопрос.
Но император оказался смиренным человеком. Он был слеп, но все же смиренен. Он не увидел сути поступка мастера, не осознал передачу, не заметил дара Фу-Дайши, но не проявил высокомерие и больное самолюбие, хотя для того были созданы все условия. Бутей огорчился тому, что он ничего не понял, но он не был раздражен.
Уясните, что гнев и печаль это две стороны одной энергии. У императора было два варианта отзыва на поступок мастера: рассердиться или опечалиться. Стоило Бутею разгневаться, и Фу-Дайши попал бы на плаху, его бы швырнули в тюрьму, отравили, задушили, распяли. Но император огорчился. Он не утратил надежду.
В печали есть своя красота, потому что она может стать созидательной. Гнев всегда разрушителен. Если бы Бутей был гневливым человеком, то счел бы поступок Фу-Дайши оскорблением своего величества. Но он подумал: «Я упустил прекрасный случай». Если вы сможете быть таким же смиренным человеком, перед вами откроется больше возможностей. Императору не так уж много осталось до ясного понимания. Рано или поздно он выйдет на путь.
Фу-Дайши колотил кулаком по столу, истошно орал, в его походке сквозила пронзительная благодать - во дворец явился Будда. Да, Фу-Дайши никогда не был таким красноречивым. Он сказал то, что мог сказать. Он создал ситуацию, в которой для видения императора открывались все возможности. Мастер сделал все, что было в его силах. В поведении Фу-Дайши вы не отыщите недостатки. Больше он ничего не мог предпринять. На самом деле, с самого начала у него не было никакого шанса пробудить Бутея.