Грома бой

Марго: э-м-м-м-м… (долгая пауза) я, блин, даже забыла, как это делается. С чего начать, о чём говорить. Неужели я раньше просто брала и говорила всё, что приходило в голову? Наверное. Я не знаю. Я даже не помню, что здесь записано. Я всегда переслушивала только твою записку… Антон. Когда-то я делала это каждый день. Просыпалась с тобой. И засыпала. Мне нужен был твой голос. Он стабилизировал меня. (пауза) Не знаю, что на меня нашло… хотя нет, знаю. Сегодня годовщина твоей смерти. Ровно год. Я только что вернулась с кладбища. Видела твою маму. Мы немного поговорили. Мне кажется, она была удивлена меня видеть… живой. (пауза) Ну, что ещё… я готовлюсь к экзаменам. Пойду в десятый класс, математический. Ира меня поддержала в этом. Директора уволили – я думаю, это из-за того, что по школе гуляли наркотики. Назначили нового, маму Влада Быкова. Она придумала эту хрень с профильными классами, так что весь сброд пойдёт нахрен. Лёха заканчивает школу, но я не вижу его в коридорах. Меня тоже не отчислили – отец дал кому-то взятку. Раньше я плевалась от мажоров, с которыми учусь. А теперь оказалось, я такой же мажор, как они. (пауза) Раз сегодня твоя годовщина, я подумала о том, что… ну… в общем, я подумала, что могу положить к тебе в могилу ещё один секрет. Потому что… я промолчала об этом, даже когда ты был жив. И, мне кажется, ты достоин знать, что случилось. (пауза) Девятое февраля. Тот день начался как обычно. Мы сходили на пробежку. После душа я пошла готовить завтрак. Дедушка тоже помылся, а потом пошёл вешать бельё. Я слышала, как он прошаркал по коридору, но ничего не сказала, даже не обернулась – у меня почему-то было плохое настроение и мне не хотелось разговаривать. Накрыла стол. Приготовила кофе. Села, залипла в телевизор. На рекламе до меня дошло, что деда долго нет. Позвала его раз, два. А он не идёт. Я подумала, что он не слышит, и пошла за ним. Захожу в комнату, говорю: «Дед, ты что, заснул?» – а он лежит на полу. Подбегаю, с трудом переворачиваю его. В панике что-то делаю, бью по щекам, ору, матерю трёхэтажным матом. Он очнулся. Понимаю – инсульт. (Пауза). На скорой я ехала вместе с ним, держала за руку. Говорила, что всё будет хорошо. Потом его увезли в реанимацию… и я даже не успела сказать ему что-то важное. Что обычно говорят в таких ситуациях. Не успела обнять его. Мне даже в голову не пришло. Это же мой дед, что с ним может случиться? В следующий раз я оказалась рядом с ним уже после слов врача, что он уже не вернётся… Дед лежал без сознания, весь в трубках, катетерах. Я обратила внимание, что не было капельниц. Это говорило больше всех слов. Его не лечили, значит, просто ждали – потому что без вариантов. Я стояла возле него до тех пор, пока меня не попросили уйти. Держала за руку, трогала за плечо, целовала в мокрый лоб, гладила седые волосы… если бы я могла, я бы осталась ночевать возле его кровати-каталки. На следующий день… меня не хотели пускать. «Вам лучше не видеть», «это тяжёлое зрелище», «он уже остывает». Я наврала, что учусь в медицинском и что мне есть 18, только тогда мне пошли навстречу. Дедушка выглядел почти так же, как вчера. Но плечо уже было холодным. Я задрала одеяло и увидела на его коже мраморность. На моих глазах клиническая смерть переходила в биологическую. Всё. Это уже был конец. Он бы давным-давно умер, если бы врачам не приходилось ждать до полной смерти мозга. Разум говорил мне: «уходи, это уже просто тело», а какая-то другая часть отказывалась от всех научных знаний, доказывая, что он чувствует, слышит… я держала дедушку за единственно горячую руку, и из-под его века показалась слеза. «Это ничего не значит, это просто выходят биологические жидкости» – убеждала я себя. Но я всё равно не могла отпустить эти морщинистые пальцы, которые держали меня с пелёнок… перестать смотреть на этот любимый сломанный нос… и слушать тяжёлое дыхание… в то же время разрываться от мысли, что этого человека больше нет ни здесь, ни где-то ещё, в каком-нибудь выдуманном загробном мире… есть только угасающее тело и мои воспоминания о том, как когда-то оно было живое. (Пауза, вздох) Так закончилась жизнь Николаева Василия Андреевича. Он был лучшим дедушкой на свете и остаётся лучшей частью меня. (всхлип) Я очень скучаю.

Щелчок.

Конец плейлиста.

3.

Сижу на стиральной машинке. Горячий пар настолько густой, что я не вижу собственного отражения в зеркале. И не могу подглядеть, что происходит с Марго, огородившейся за шторкой. Она сидит в пустой ванне. Может, минут… двадцать? Сорок? Невыносимо долго. И за шумом воды я слышу только плачущий вой.

– Марго…

– Не трогай меня, – повторяет она снова через рёв.

Вздыхаю.

Этот ящик Пандоры упал на меня и раздавил. Но Марго досталось хуже – на неё вывалилось содержимое.