Я не знаю, почему именно это стихотворение у Ирины Ильиничной любимое. Может, когда ей было семнадцать, она услышала его на уроке литературы и решила стать учителем. Может, кучерявый юноша-филолог читал ей: «Чёрный человек / Чёрный, чёрный!» – и в глазах его загорался Есенин. А может, не то и не другое – но только «Чёрный человек», спустя много лет, ей снова снится, и спать не даёт всю ночь.
Сказать, что я восхищен, значит, ничего не сказать.
Когда Ильичка заканчивает, первым аплодирую, и все меня поддерживают.
Мы с Артуром раздвигаем парты, ставим их на места. Девочки тем временем приводят библиотеку в порядок, как будто нас здесь и не было. Ирины Ильиничны уже нет.
Собираю аппаратуру в рюкзак. Ко мне подходит Ира.
– Как, думаешь, всё прошло?
– Всё было отлично, – запихиваю непослушный штатив, – мне очень понравилось.
– Правда? Я думаю провести ещё один литературный вечер.
– Если будешь проводить, – застегиваю молнию, улыбаюсь, – я обязательно приду.
Кажется, это именно то, что Ира хотела услышать. Она стоит возле меня, вглядываясь в одну точку и поджав губы: так и вижу, как у неё в голове забегали задумки, цепляясь друг за друга, порождая новые идеи. Но тут какая-то мысль отвлекает Иру, она снова переводит взгляд на меня.
– А что насчет видеоматериалов? Мне надо сделать всё к субботе.
– Ты умеешь монтировать?
– Нет.
Другого ответа я и не ждал.
– М-м-м, – прикидываю, как мне распределить время, – завтра вечером скину, хорошо?
Она кивает, хлопает меня по плечу и снова благодарит. Улыбаюсь, но на душе повисает камень: ещё одно дело, которое надо успеть.
Спускаюсь на первый этаж, прохожу к раздевалке. Выглядываю пальто Марго: его нет – значит, она уже закончила писать олимпиаду. Жаль, а я надеялся, что мы пересечёмся.
Слышу эхо быстрых шагов на лестнице.
– Саша! Саша, подожди!
Оборачиваюсь. Это Алиса. Догоняет меня, тяжело дыша.
– Тебе в какую сторону? – она хватает пальто, накидывает сверху.
– Мне к трамваю.
– О, ваще здорово, – Алиса улыбается всеми зубами, – правда, литературный вечер был ваще улёт? Ира сказала тебе, что хочет снова собраться?
Она не говорит, а щебечет, но не как соловей, а как надоедливая птичка.
– Ага.
– А какую тему ты бы хотел в следующий раз? Мне кажется, было бы очень круто что-нибудь из современной поэзии. Например, русские рок-группы. Что думаешь?
Да что она ко мне привязалась?
– Да, это интересная идея.
– Надо обязательно Ире предложить. А какую музыку ты слушаешь? А какая твоя любимая группа?
Пока мы идем к трамвайным путям, Алиса не затыкается, засыпая меня всякими вопросами. В какой-то момент ловлю нас на том, что мы обсуждаем, в кого у меня такой большой нос. «Ты знаешь, в дедушку», – говорю я. А начиналось всё нормально – с обсуждения биологии, на которую мы оба ходим.
– А ты же общаешься с ребятами? Что у них нового?
Так вот, зачем она на самом деле пошла со мной. А не для того, чтобы обсуждать мой большой нос. Как так-то? Неужели ей не интересен мой нос? Да быть не может.
– Ну, – вспоминаю, что вообще происходило за последнее время, – у Влада новый «Айфон». Алекс работает над новыми песнями. Ира снова пошла в эту свою школу журналистов. И, в общем-то, всё.
– Честно говоря, – Алиса вздыхает, – я надеялась, что вся наша компания придёт, и мы сможем помириться. Мне так их не хватает.
Алиса шмыгает носом. Делаю вид, что не замечаю.
– А как же Марго и Ира? Они же тебя не игнорируют.
– Ну, – она достает платок, вытирает нос, – на переменах вы всё время вместе, вне школы с Ирой я не общаюсь: мы недолюбливаем друг друга. А Марго… ей сейчас не до этого.
Она пытается сказать что-то ещё, но слова выходят всхлипами. Смотрю на Алису – её лицо в момент краснеет и искривляется, как в судороге. По щекам бегут слезы, губы трясутся под тяжестью нечленораздельных звуков. Ей не идет быть несчастной. На самом деле, это никому не идет.
Меня уже воротит от неловкости. Надо же как-то её подбодрить, успокоить. Подхожу к Алисе, неуверенно касаюсь её спины. Немного поглаживаю. В конце концов, обнимаю её – и она затыкается, прижавшись ко мне и уткнувшись в пальто. Мне неудобно: Алиса всего на пару сантиметров ниже меня, поэтому её волосы забиваются мне в нос – в мой большой нос, между прочим. Но всё равно терплю. Надеюсь, нас никто не увидит, а то издалека мы похожи на парочку.
– Алис, не расстраивайся. Не всё потеряно, – глажу её по спине и неуверенным голосом добавляю, – если что, ты всегда можешь поговорить со мной.
Она отстраняется, вытирает глаза платком. Кажется, ей стало получше.
– Прости. Что-то я расклеилась.
– Ничего, я понимаю.
На самом деле, не очень. Мне не часто приходится быть жилеткой – разве что для Жени и мамы. Но они семья, а тут совсем другое дело – я даже не уверен, что мы с Алисой можем назвать друг друга приятелями.
Мы доходим до трамвайной остановки около моего дома. Прощаемся: Алиса идёт дальше, до метро, а я – во дворы. Пока бреду к дому, вспоминаю строчки из Пушкина, которые учил ещё в девятом классе: «Октябрь уж наступил – уж роща отряхает / Последние листы с нагих своих ветвей».