Насчитывавшая несколько десятков лошадей группа промчалась мимо него и налетела на легионеров, пытавшихся скрыться среди деревьев. Кто-то пронзительно завопил, несколько раз лязгнуло железо, потом еще один крик — и все смолкло. Всадники соскочили с коней. Все были отлично вооружены, в кольчугах и с мечами; у каждого седла висел и арбалет. Несколько человек, отбросив за спину серые и коричневые плащи, такие же, как у солдат, бросились к чудом уцелевшему путнику.
— И в самом деле, в последний момент! — сказал Вилан, убирая оружие в ножны и делая шаг им навстречу.
— В последний! — крикнула Каренира. — Ради всех сил, ты что-нибудь еще умеешь, кроме как доводить меня до бешенства?! Герой?!
— Не сердись на меня, ваше благородие…
— Я с ума сойду, — сказала армектанка. — Что бы он ни делал, все время я слышу одно и то же — «не сердись»!
— Мне что, тоже не сердиться? — сухо спросил Басергор-Крагдоб. — Ты безрассудный человек, Вилан. Ведь это не ты должен был ехать в Рикс.
— Ваше благородие, — сказал дартанец, — я понесу любое наказание, какое ты сочтешь необходимым. Я нарушил приказ. Но какое-то время я еще остаюсь на службе у его благородия Байлея. И буду брать на себя любую опасность, которая может угрожать Охотнице.
— Ты безрассудный человек, Вилан, — повторил разбойник.
— Безрассудный? — продолжала злиться Каренира. — Да он сумасшедший!
— Может быть, — неожиданно согласился дартанец. — Хорошо, что вы пришли мне на помощь.
— Рбит остался под Бадором, — сказал Крагдоб, — а я взял несколько человек и помчался на тракт, как только стало ясно, что ты поехал на эту… разведку в одиночку. Значит, я все-таки был прав, говоря, что одинокий вооруженный человек спокойно по этой дороге не проедет… Делен, — сказал он молчавшему человеку, который стоял в двух шагах позади и с трудом сдерживал веселье, — пошли надежные патрули в сторону Рикса. Твой друг, возможно, привлечет сюда весь гарнизон. И не радуйся ты так.
Делен подмигнул Вилану и ушел.
— И что ты узнал? — спросила Каренира, уже скорее с любопытством, чем с гневом.
Дартанец пожал плечами.
— Весь город — одни лишь казармы. Мне раз десять пришлось объясняться с патрулями. Похоже, на каждого, кто носит при себе хотя бы нож, там теперь смотрят как на шпиона с гор. Ты кричишь на меня, госпожа, но ведь никто не хотел, чтобы ты ехала. Женщина с луком… или даже без, зато столь привлекающая внимание, как ты… Тебя сразу же доставили бы в здание трибунала. На всякий случай.
Она покачала головой.
— Что еще? — спросил Глорм, которого живо интересовал доклад разведчика.
Вилан набрал в грудь воздуха.
— То же самое, что и в Бадоре, — сказал он. — В гарнизоне, кажется, не слишком хорошо знают, что означает та война в горах. Так или иначе, немалые силы готовы к выходу из города. Трибунал только подливает масла в огонь. Боюсь, ваше благородие, что туда, куда мы направляемся, отправится и весь Громбелардский легион…
Глорм задумался. Каренира, искоса поглядывавшая на него, вовсе этому не удивлялась.
Странная война разразилась совершенно неожиданно, в течение нескольких дней. Недооцененная сперва история фальшивых властелинов гор с перевала Стервятников всплыла вскоре по завершении пресловутого совещания солдат и урядников в Громбе. Тевена, резидент короля гор в Бадоре, сообщала, что отряды Басергора-Крагдоба напали в окрестностях Пасти на группы Мавалы и Каги. Мавала тут же ответила, вырезав в одном из горных убежищ отряд Каги, номинально подчинявшейся Крагдобу; тогда она еще не знала, что и Кага подверглась нападению. Во все это ввязались легионеры, которых Эгеден послал по следу банды, спалившей «Покоритель». Кому-то они успели задать перцу, но потом изрядно потрепали их самих, и они послали гонцов в Бадор, прося подкрепления. Прежде чем все выяснилось, среди вершин и скал уже шла дикая, никем не контролируемая война, в которой все сражались со всеми.
Рбит встретился в Бадоре с Тевеной, потом вернулся в Громб. Положение было серьезным. Уже три дня спустя военные коменданты Бадора и Рикса получили письма, подписанные известным во всем Громбеларде военным прозвищем. «Ваше благородие, — писал Басергор-Крагдоб каждому из них, — прошу воздержаться от каких-либо действий в горах. То, что там происходит, никак не касается легиона. Я наведу порядок за две недели, но если военные отряды останутся в горах, они могут быть сметены вместе со всеми прочими. В наших общих интересах, чтобы до подобного конфликта дело не дошло…»