– У тебя добрые глаза, Света, значит, ты выиграешь суд! – она сказала это безапелляционно, не терпя возражений. В ответ я лишь улыбнулась. Долго гуляя по ночному Питеру, мы обменивались опытом и не сомневались в непременной победе добра над злом. В тот вечер мы говорили о судьбе, о наших девочках и обо всем, что наболело. К своей надежде я прибавила Юлину, а Юля к своей – мою, и надежды стало вдвое больше.
Спустя неделю, я заехала за Юлей, чтобы вместе пойти на прием к уполномоченному по правам ребенка в Санкт-Петербурге. Помню, как рядом с Университетом культуры на Дворцовой набережной, где я когда-то училась, ко мне подошла хрупкая, высокая девушка. Юля выглядела словно графиня – в длинном силуэтном пальто, с неброским макияжем, в дымчатом берете. Образ завершали винтажная шаль и едва заметная брошь. Если бы в руках у Юли не было огромной сумки с документами, то девушку можно было бы принять за парижанку со старинной открытки или за музу Александра Сергеевича Пушкина – он бы ее точно мимо не пропустил. Уезжая с места, где, кстати, Пушкин устраивал свидания с Натальей Гончаровой, я продолжала рассматривать Юлю, восхищаясь ее стилем и непопулярной нынче скромностью. Она вполне могла бы появиться на обложке модного журнала, если бы подобные выпускались в эпоху царей и русских императриц. Меня поражала ее способность, несмотря на войну, следить за собой и сохранять столь яркий и безупречно женственный образ. Оказалось, что у Юлии действительно дворянское происхождение, она была потомком графини Протасовой, подруги Екатерины Второй. Юля выросла в окружении старинных кукол, которые коллекционировала еще ее бабушка. Коллекция передавалась по наследству, и Юля могла часами рассказывать об эпохах, свидетельницами которых стали ее куклы. Жаль только, что Юлина дочь, спрятанная от нее во Владимирской области, не слышала этих чудесных историй.
По дороге в кабинет омбудсмена мы попали в пробку и несколько раз объехали Марсово поле. Беседы о Юлиной жизни, учебе, работе в Америке, об успешной карьере в модельном бизнесе, истории о режиссерах и фильмах, в которых ей предлагали сниматься, не давали нам сосредоточиться на дороге. Казалось, что для девушки, которая сидела рядом со мной, была уготована блестящая, как фейерверк, и яркая, как карнавал, жизнь. Но взгляд ее потухших глаз говорил о другом.
Рассказ Юли был похож на захватывающую кинодраму. Однажды ей удалось, несмотря на преследование, вывезти дочь из Владимирской области. Юля смогла добраться до ближайшей гостиницы в Подмосковье. Заперевшись в номере, одной рукой она обнимала свою девочку, другой писала письмо президенту, моля защитить от произвола – по решению суда ребенок должен был вернуться в Петербург и проживать с мамой. Два листа согнутой пополам бумаги и буквы, выведенные дрожащей материнской рукой, увидела вся страна, но вот сам адресат почему-то не отреагировал. Вскоре в отель ворвались неизвестные во главе с Паниным и снова вырвали Нюсю из рук Юли, а она сама попала в больницу с кровотечением. Неужели такое бывает? Неужели меня ожидает то же самое?
Спустя пару часов мы все же подъехали к зданию аппарата уполномоченного по правам ребенка на Фонтанке, где по счастливому совпадению ровно в четыре часа был назначен круглый стол. Обсуждалась такая же проблема, как у нас. Евгения Чахоян была насильно разлучена с сыном. Естественно, мы с Юлей об этом не знали. Не дав снять верхнюю одежду, нас спешно провели в большой зал, где за овальным столом уже собрались общественные активисты, юристы, работники аппарата, сама омбудсмен и героиня встречи – Евгения Чахоян. Мы с Юлей заняли места за общим столом и просто обомлели, когда спустя несколько секунд началось жаркое обсуждение проблемы семейного киднеппинга. Надо же было так долго сюда ехать, чтобы приехать как раз в нужное время!
Поначалу на нас не обращали никакого внимания, однако ситуация изменилась, как только мы представились. Оказалось, что за одним столом перед омбудсменом предстало целых три матери, у которых похитили детей! От неожиданности мы и сами растерялись, так как привыкли общаться с чиновниками поодиночке. Евгения Чахоян – приятная миниатюрная женщина с короткими рыжими волосами и решительным взглядом, Юля Юдинцева и я растерянно переглядывались, внезапно осознав, что теперь мы одна команда.
Евгения, в отличие от нас с Юлей, сама была юристом. Она уверенно апеллировала к статьям уголовного и семейного кодекса, а также УПК, ГПК, цитировала международное законодательство. Евгения не просила помощи, а вела профессиональный диалог со специалистами из аппарата по правам ребенка, призывая их вмешаться и наказать отцов-разлучников, которые злостно нарушают права детей. До знакомства с Евгенией мне приходилось общаться с чиновниками лишь на языке своих материнских слез и эмоций, а формальный стиль протоколов и юридических заявлений был от меня бесконечно далек.