Мне нужно было добраться до телецентра Останкино, где меня уже ждала Гуля. Но я не могла сосредоточиться ни на чем. Земля уходила из-под ног. Фигуры столичных жителей расплывались перед глазами. В глубине души я пыталась обнаружить остатки воли, но не находила их. В глазах все плыло. От станции «Дмитровская» до станции «Алексеевская» я добиралась на метро около двух часов, хотя этот отрезок можно было проехать за пятнадцать минут. Будто не принадлежа себе, я пропускала поезда раз за разом. В тесном вагоне меня душили слезы, и сопротивляться им не было сил.
В те дни наши общие друзья постоянно звонили Роме в Новороссийск, но ни малейшего шанса на переговоры с ним не возникло. Их скупой комментарий сводился к одному: «бесполезно». Стало звучать новое для меня, но точно описывающее ситуацию слово – «ПАТОГЕННОСТЬ».
В Останкино я все-таки не успела, и мы встретились с Гулей в полумраке «Шоколадницы» рядом с Киевским вокзалом. Впервые мы перешли от рабочих отношений к личным. Поговорили о наших дочерях, о работе с Кириллом Натутовым, о московском ритме жизни, о любви, которая зачастую вынуждает нас страдать.
– Знаешь, почему тебе не продлили контракт? – неожиданно спросила Гуля, имея в виду телевизионное ток-шоу, на котором мы работали.
– Нет, – призналась я.
– Кирилл Викторович тебя с самого начала невзлюбил. Кажется, он просто не понимал тебя. Знаешь, мужчины предпочитают удалять из своей жизни то, что не могут понять.
– Но я ведь так старалась соответствовать образу «сексапильной библиотекарши», которого он от меня требовал.
– Да, для ведущей ток-шоу ты была весьма оригинальной. Помню, как серьезно ты подходила к теме и к героям, этого было даже более чем достаточно.
Мы выпили по бокалу белого вина – за наших дочерей. Гуля продолжала откровенничать. Наверное, она хотела хоть как-то отвлечь меня от гнетущих мыслей.
– Гуля, мой муж всех убеждает, что я алкоголичка, сумасшедшая и со всеми сплю!
– Да ладно?! Ты знаешь, что у тебя не было клички?
– Какой клички? – не поняла я.
– Ну, Кирилл Натутов всем девушкам-ведущим на том проекте давал прозвища. А тебя он называл нормально, понимаешь? Видимо, твой сильный характер и твои принципы его пугали и не позволили продлить с тобой контракт.
Не помню, как добралась в тот вечер до дома. Помню, что напоследок перечисляла Гуле, какие письма на тот момент я уже успела написать: президенту, Миронову, правозащитнику Павлу Астахову. И какие надежды возлагала на крупных политиков, которые, как мне казалось, должны обязательно откликнуться на мою беду и защитить права моего ребенка. Но надежды медленно растворялись, а ясность так и не приходила. Слова «бесполезно» и «патогенность» металлическим эхом звучали в воздухе. Они отражались в подглядывающих за мной витринах столичных магазинов и стеклах пролетающих мимо автомобилей. Но Гуля сумела напомнить мне о том, о чем я сама уже давно забыла. Я вспоминала свою работу на ток-шоу и отношения с бывшим начальником. Какой мне следовало быть, чтобы он меня тогда не уволил? В чем проявлялась моя «непокорность»? И почему с женщинами, которые не готовы облизывать ботинки и которым не дашь ходовую кличку, мужчины так расправляются? Может, здесь и кроется вся проблема? Может, в этом стоит искать причину разрушенной семейной жизни? Неужели в нашем обществе действительно не существует равных прав между мужчиной и женщиной? Неужели женщина, позволившая себе быть свободной, должна быть наказана? И максимальная мера наказания – отлучение ее от самого главного в жизни – ее ребенка.
В Москве я остановилась у друзей – семейной пары Инны и Али́. Их маленькая дочка говорила на двух языках – на русском с мамой и на турецком с папой. Открыв дверь, Инна обняла меня и проводила в проветренную комнату, где была заботливо приготовлена постель. Моя подруга знала, что я люблю спать с открытым окном.
Легла в кровать уже поздно ночью.
Даже закрывая глаза, не получалось остановить слезы. В какой-то момент я перестала обращать на них внимание, даже вытирать. Вспомнились слова Жени Чахоян: «Не надо бояться падать, ведь достигнув самого дна, можно от него оттолкнуться». Кажется, тогда я была на дне. То, что затем стало приходить со мною, трудно описать словами.
Я увидела и ощутила внутри себя голубой свет. Словно теплым пледом, свет полностью укутывал существо, проливавшее слезы в темной холодной комнате на большой кровати. Я легко подчинилась этой силе, ведь она была во много раз больше и старше меня. Растворившись в голубом свечении, незаметно и плавно я погрузилась в чистое состояние, чувство безусловной любви. Это было так естественно! Меня целиком наполнил голубой свет, не оставив места мыслям, чувствам и беспокойству. Только голубой свет, и только Любовь. Мое Я, как отдельная, страдающая личность, на фоне бесконечной абсолютной Силы, переставало существовать. Вместе с ним уходило и страдание. Можно сказать, что в тот момент мне пришлось признать существование лишь этой Силы. Сливаясь с ней, я становилась легче и наполнялась силой.