Громче, чем тишина. Первая в России книга о семейном киднеппинге

«Богородица Всевидящая! Боже милостивый! Ты – убежище мое в тесное для меня время, защита от бури, тень от зноя; и гневное дыхание тиранов подобно буре против стены, как зной в месте безводном, Ты укротил буйство врагов; как зной тению облака, подавлено ликование притеснителей; мои враги будут ратовать против меня, но не превозмогут и не одолеют меня; ибо Ты со мною, чтобы спасать и избавлять меня. Аминь».

– А доченька же ваша крещеная? – уточнила женщина.

– Не знаю. При мне Ксюшу не успели покрестить. Я все ждала, когда достроят храм Ксении Петербургской в Абрау-Дюрсо. Знаете, когда я впервые побывала в этом поселке, ко мне пришло видение – будто Ксюшу здесь крестит батюшка. Кстати, достроили ли храм?

– Да! Церковь освятили и открыли еще прошлой весной! Прекрасная получилась церквушка, и место благостное, красивое. Батюшка там служит, советую вам к нему съездить… Обязательно советую! – добавила женщина.

Дождь стихал. Я отвлеклась на звонок. Звонила соседка Маша, беспокоилась. Ответила ей, что скоро приду домой. Убрала телефон в сумку и собралась поблагодарить свою случайную спутницу, но ее уже не было.

Странная женщина пропала так же неожиданно, как появилась. Я осталась верной своему пути и продолжила подниматься в гору. После произнесенной молитвы мне полегчало, и отяжелевшие от воды ноги перестали ощущать свинцовую усталость. Я уже даже была согласна стать безымянным куском рафинада, чтобы раствориться в потоке воды без остатка. Захотелось стать ничтожной, крошечной частью его великой тайны. Единственное, чего бы я при этом желала – чтобы на этом свете от меня осталась лишь эта молитва. С каждым шагом мне стало казаться, что я приближаюсь к своей цели – к моей дочери.

Глава 22

Имея на руках определение суда от 15 декабря 2010 года, обращенное к немедленному исполнению, я испытывала счастье и как никогда была уверена в своих силах. Ведь Рома должен исполнять закон! Суд обязал Проценко не чинить мне препятствий при общении с ребенком! Я звонила Роме каждый день и просила передать трубку Ксюше. Рома разговаривал со мной, как гестаповец. Его хладнокровию позавидовал бы сам Геббельс, уходящий в штаб в то утро, когда его жена и шестеро детей приняли капсулы с ядом. Очень спокойно и рассудительно, подавляя все чувства и эмоции, Рома отвечал мне что-то, совсем не имеющее отношение к моим вопросам о Ксюше. Он избегал говорить про Ксюшу, как будто информация о нашей дочери вовсе меня не касалась. Ромина чувствительность, переросшая в нашем браке в абсолютную созависимость, испарилась и обернулась своей обратной стороной. Теперь он демонстрировал полную душевную глухоту и неспособность к любому диалогу. Все наши разговоры, как я потом узнала, он записывал. Слова Ромы напоминали ответы банковского служащего, консультирующего по телефону заученными фразами. Одни и те же, и так по кругу.

– Где вы находитесь? – задавала я вопрос, стараясь сдерживать эмоции. Рома отвечал, выдержав паузу.

– Адрес известен – улица Новороссийской Республики, дом 52, квартира 11.

– Но я только что там была, вас там нет! – настаивала я.

– Светлана, когда ты приедешь? Мы тебя ждем.

– Рома! Перестань издеваться! Скажи, куда мне приехать?

– Мы находимся дома, ты можешь пообщаться здесь с ребенком. Почему ты не приходишь?

Сумасшествие продолжалось, пока я не начинала плакать. Однажды я позвонила, стоя под дверью, и, выслушав заученные фразы, попросила его открыть дверь. Тогда связь неожиданно оборвалась. Каждый день я выходила из дома с игрушками для Ксюши и рассчитывала, что Рома сдастся и выполнит распоряжение суда. Опека Новороссийска в лице двух инспекторов несколько раз выезжала со мной и составляла акты: «Дверь закрыта, телефон Проценко выключен». Блокада продолжалась. Намерения Проценко оставались загадкой. Было ясно, что, не исполняя волю судьи, он подписывает себе приговор и скоро потеряет право опеки над ребенком. Но он играл в свою, совершенно неведомую игру.

22 декабря я вызвалась помочь Маше и присоединилась к городскому обходу. Дело было в том, что моей соседке, как и другим педагогам, периодически приходилось патрулировать город с целью выявить несовершеннолетних нарушителей. Согласно местному закону, детям было запрещено находиться на улице после десяти вечера без сопровождения взрослых. Об этом законе строго напоминали рекламные щиты на трассе. Мы встретились с Машей на улице Советов. Все Ксюшины подарки, которые обычно были при мне, в этот раз остались дома. В тот момент, когда Маша рассказывала, что в школе ей предложили стать завучем, из кармана моего пальто раздался телефонный звонок.