— Именно… так что трогать мы не будем. Лучше займёмся тем, что касается нас… итак, попробуем поработать со сверхслабыми энергетическими потоками узкой направленности. Многого мы не сделаем, но вот начнём с самого большого очага. Простимулируем регенерацию и заложим резерв восстановления нервной ткани, благо, возраст ещё позволяет…
Голос становился тише и тише.
— … крайне обидно… такой потенциал, такие возможности, но теперь, увы… однако учись… редко выходит… повреждения мозга крайне сложно восстановить, так что постарайся…
Он превратился в шёпот.
И растворился в пустоте.
Глава 19
Глава 19
Надо же, ещё живой.
Лежу.
Дышу. Чувствую всею спиной поверхность кровати. И поверхность эта раздражающе-гладкая, хоть бы какая складочка там или комок. Но нет…
Бесит.
Глаза открываю.
Потолок.
Окно.
За окном — темень, разбиваемая зыбким светом далёкого фонаря. У окна — кресло. В нём женщина дремлет. Впрочем, сон её чуткий, и стоит мне повернуть голову, она открывает глаза.
Красивая.
Хотя не в моём вкусе. В моём прошлом. Я всегда любил фигуристых и налитых, чтоб слегка в теле. Потом психотерапевт утверждал, что эти вкусы есть ни что иное, как отголосок голодного моего детства. В общем, тогда я и осознал, что психотерапевты — те ещё извращенцы.
Эта тощая.
Исхудавшая.
И лицо у неё нервное, а выражение застыло не столько злое, сколько решительное. Всем видом своим женщина показывает, что будет защищаться.
От кого?
Не важно.
— Д-доброй… — во рту сухо, верный признак, что валялся я долго. И она встаёт, рука тянется к кнопке.
— Н-не надо, — говорю ей, облизывая губы. — Толку от них.
— Я обязана.
— Потом…
Кивок.
И она подходит, ощупывает, осматривает. Смешные они. Суетятся-суетятся… знают, что я не жилец, а туда же… и главное, если вздумаю окочурится, то откачивать станут. Тоже старательно.
Дело даже не в деньгах.
Хотя им выгодно, пока я тут, но… знаю, что дело не в деньгах. Не только в них.
— Давно я… валяюсь?
Она помогает откашляться.
И напиться.
В лёгких булькает, но вполне терпимо. Да и в целом терпимо. Когда поставили диагноз, я сразу и не поверил. Как же… я же Савелий Громов. Какой рак? Жизнь удалась. Фирма работает, деньги капают. Я — уважаемый человек, если не на вершину мира забрался, то где-то рядом с нею обретаюсь. У меня и планы на будущее грандиозные. А тут вот рак.
Ошиблись.
Наверняка.
А они не ошиблись.
— Две недели, — она не лжёт. — Поэтому…
— Тебе придётся доложить?
— Да.
— Хорошо.
Две недели… долго? Или нет. Всё не пойму, как время в двух мирах соотносится. Или понимать нечего? Тот, другой, он ведь ненастоящий. Он — опухолью рождённый, моим желанием жить и лекарствами. Ядрёная, если разобраться, смесь.
Ну да я не в обиде.
Всё веселей, чем просто тихо помирать.
— Иди… — разрешаю. — Раз положено
Мне-то плевать, но девчонке достанется. А ей и так досталось уже… женщины. Женщин рядом со мной было много, и до Ленки, и после неё. Честно, я Ленке был благодарный, конечно, тут сказать нечего, но не настолько, чтоб уж любовь и прочая хренотень.
Как-то просто получилось, что держал её рядом.
Потом… потом привык.
Ну и…
Так вот, женщин всегда было много. И рыночные девахи, искавшие ухажёров, чтоб при бабле и не жадных. Ленкины сотоварки по старой профессии. Хотя ими-то скоро брезговать стал, сам не знаю, почему. И потом, позже, женщины иного уровня.
Статуса.
Модельки.
Актриски… студентки вчерашние и нынешние. Даже девицы из новосостоявшихся семейств попадались, желавшие семейного уюта с человеком, как мне говорили, своего круга. Только… не то.
Всё не то.
Почему я об этом думаю? Может, потому что надо думать о чём-то, а голова вот деревянная. И квадратная по ощущениям. Удар по голове. Проклятье. Зачем так морочиться? Если уличная драка, то двинуть покрепче и нет Савки. А тут проклятье и какое-то очень хитровымудренное.