Дайске Уннава был не тем человеком, который готов пойти на риск близкими, потому что он по себе знал, каково их терять, поэтому парень действовал решительно и неотлагательно. Вот, всего-то спустя несколько часов, когда камни Фудзи налились алыми цветами японского рассвета, Дайске уже был почти на середине горы. Картина со стороны поражала своей абсурдностью и несуразностью: юноша несется с огромной скоростью вверх по солидному наклону горы, в руках держит огромного самурая в полном боевом доспехе, бамбуковой шляпе и кимоно, а к спине парня крепко привязан огромный шубообразный и многосоставной мешок, на вершине которого, крепко вцепившись в лямки, сидит молодая девушка. Эта груда веса летела вверх по Фудзи, словно гравитационная сила перевернулась вверх дном. Глаза Дайске разгорались все больше и больше, а пара стало настолько много, что он валил уже не только изо рта, но и из носа юноши, стелясь вместе с пыльным следом позади. Алое свечение стремилось уже даже из-под кимоно, а сама шестиугольная конструкция, намертво вцепившаяся в грудь Дайске, теперь просвечивалась сквозь плотную ткань. Уннава, несшийся с таким весом и скоростью, оставлял за собой столь глубокие следы, что свежая земля больше была похожа на глубокие норы диких животных. Использование силы оставалось крайней мерой для юноши из-за страха скорой встречи с демоном, который убил его родителей, но ответственность за жизнь мастера, заменившего ему отца, превозмогала любые страхи. Зрелище было, честно сказать, жутковатое, потому что Дайске уже сам больше походил на демона, чем на человека, когда наконец приблизился к вершине горы. На острие Фудзи или уже близко к нему героев встретил большой храм. Дайске остановился перед ним: «Видимо, его имел в виду Седьмой, когда велел мне идти на гору Фудзи». Мизуки слезла с Уннавы с грациозностью японской лисицы. В это же мгновение тяжелые двери громадного строения отворились. Несколько крупных мужчин толкали массивные деревянные конструкции, а в центре стояла взрослая женщина в кимоно и, конечно, оби с катаной. Позади нее виднелся просторный двор храма, в котором тренировались несколько подростков и примерно столько же взрослых, хотя еще было очень рано, казалось, что они даже не обратили внимание на путников в дверях. Женщина, вставшая у Уннавы на пути, хотела было что-то сказать, а может, и крикнуть, ведь взгляд у нее был достаточно огненным, но, посмотрев на путников, сильно подугас, четкость стойки улетучилась, а с уст непроизвольно слетело:
— Сынок…
Глава 15. Совет грома
В ходе следующих нескольких часов выяснилось, что героев встретила родная мама Седьмого, отец его в тот момент находился в одном из залов. Также стало ясно, что нахождению Дайске и Мизуки в храме местные жители не сильно рады, но из-за того, что Седьмой был любимцем семьи Ямаути, все покорно предоставили необходимые удобства путникам по велению Азуми Ямаути, матери Седьмого. Дайске, конечно, не упустил возможности уже раз пять поговорить со своей пассией, к которой испытывал все большие чувства с каждым днем, впрочем, Мизуки, пожалуй, отвечала явной взаимностью с характерной ей уверенностью. В эти же временные рамки успели поместиться несколько разговоров с местными жителями, после которых Уннава выяснил, что большинство здешних мужчин — члены семьи Ямаути, родственники Седьмого и будущие возможные хранители Громовержца, остальные — либо селяне ближайших деревень, работающие в храме, либо женщины, получившие место в храме по работе, узам брака с членом семьи Ямаути или по самому родству… Уннава, кстати, не смог попасть за это время к мастеру, это сильно настораживало Дайске, но гостеприимство местных и обаяние мамы Седьмого не позволяли юноше скандалить, а уж тем более лезть в драки.
Дайске потихоньку продолжал осваиваться на новом месте, на второй день ему дали увидеть мастера по просьбе самого Седьмого. Когда Уннава входил в одну из комнат храма, в которую его послали на встречу, он заметил через щель внутри длинный футон, на котором лежал Седьмой, он был в одном оби и перевязке, над мечником грозно нависала мать, отчитывая сына за что-то…
Когда Дайске вошел, то понял, что Седьмого ругали за то, что он не вернулся передать меч следующему поколению, наверное, его брату, а просто продолжил скитания, тем самым сильно травмируя себя.
— Дайске! — воскликнул Ямаути, лежавший на футоне, от радости.
— Мастер!!! — с еще большей радостью ответил Уннава, уже обнимая наставника.
— Ближе к делу, — резко отрезала Ямаути-старшая, коснувшись плеча сына, а затем удалилась из комнаты.
— Об этом… — плавно начал Седьмой, а затем, уже гораздо увереннее продолжил. — Я должен тебе сообщить, что у меня есть один план, который тебе совсем не понравится, но ты дослушай до конца, хорошо?
— Да, мастер! — уверенно ответил Уннава, а затем сел в позу сейдза, внимательно слушая.