Громыко. Война, мир и дипломатия

26 апреля 1972 года состоялось голосование в бундестаге по поводу доверия Брандту, оппозиции не хватило двух голосов. 23 мая президент ФРГ Хайнеманн подписал все Восточные договоры.

В конце 1973 года Брежнев встретился с Андроповым, они разговаривали четыре часа. Генеральный секретарь был доволен работой Андропова по европейским делам: «Я по твоему каналу почти пять лет напрямую и быстро с Брандтом все вопросы решаю. И никакой утечки. Не будь его, мы бы с немцами, как с американцами, застряли на многие десятки лет. Так что поздравь себя с прекрасной идеей, а ребят с отличной работой. И скажи, чтобы темпов не сбавляли»^{283}.

Брежнев так и не понял отрицательных последствий использования чекистов для прямых переговоров с государственными лидерами. Торопливость, жажда быстрого успеха, непонимание исторических взаимосвязей — все это потом прорастет во внешнеполитической деятельности Михаила Горбачева, который хотел одним махом решить все мировые проблемы.

* * *

Многолетнее скрытое соперничество с Громыко закончилось в пользу Андропова, который тогда поднялся еще на одну ступеньку по лестнице, ведущей к высшему посту в СССР. Это признал и Громыко.

В КГБ ближайшие сотрудники Андропова считали, что укреплению его положения содействовала реализация идеи переместить центр тяжести советской политики из Америки в Европу. И здесь Андропов, информировавший генерального секретаря о германских делах раньше Громыко, располагал значительным тактическим преимуществом. Правда, как мы еще увидим, Андропов, уже будучи генеральным секретарем, упустил многое, вовремя не повернувшись к Америке.

После всех приключений с Московским договором германский вопрос был одним из главных в повестке МИД, однако сам договор в Москве считали чем-то вроде священной коровы и, когда в Бонне пытались трактовать его на свой лад, предпочитали не открывать полемики. Почему? Ведь за договором стояли такие его соавторы, как Брежнев и Андропов.

ГДР против советской дипломатии

Теперь обратим внимание на Восточную Германию. Здесь очень ревниво относились к активизации Москвы в ФРГ и стремились всячески предостеречь ее, применяя, если надо, и разведывательные мероприятия. Однако не это было главное.

Гораздо важнее, что в ГДР назрела проблема смены политической верхушки, к власти рвались более молодые, которые в годы нацизма оставались в стране, пройдя подпольную борьбу и концлагеря, В отличие от коминтерновцев типа Ульбрихта для них интересы Германии были выше советских. Их можно назвать национал-коммунистами по примеру Сланского в Чехословакии, Гомулки в Польше и других восточноевропейских партийных функционеров, пострадавших в период позднего Сталина. У немцев лидером был Эрих Хонеккер, бывший молодежный руководитель.

Громыко настороженно относился к назревающему процессу кадровых перемен, но противиться естественному ходу событий в Москве не стали, так как в случае разгрома восточногерманского молодого поколения ответственность за это в глазах населения ГДР легла бы на Советский Союз.

В мае 1971 года Хонеккер стал первым секретарем ЦК СЕПГ. При нем отношения с Москвой не ухудшились, а стали как будто еще более тесными. Во внутренней политике была принята программа по улучшению материального положения населения: денежные доходы ежегодно вырастали на четыре процента, был повышен минимальный уровень зарплаты, увеличены пенсии, широко развернуто жилищное строительство и т. д. Также началось ускоренное обновление машиностроительной отрасли.

Начинания нового лидера население встретило с энтузиазмом. При этом никто не потрудился рассчитать последствия новой программы, наличие источников ее финансирования.

А ресурсы были ограниченны. Вследствие этого стал быстро расти внешний долг ГДР, что вызвало в Москве озабоченность. Однако предупреждения, идущие из советского посольства в МИД, а оттуда — в Кремль, не имели последствий. Хонеккер не захотел (или уже не мог) ограничить потребление. Он решил обратиться к международным кредитам, полагая, что сможет, увеличив экспорт восточногерманских товаров, безболезненно расплачиваться по долгам.

Но на деле вышло не так: весь доход от увеличения экспорта шел на выплату процентов кредитов. К тому же ГДР нуждалась в таких товарах, которые ей не могли дать в соцлагере. Выход виделся один: попытаться наладить экономические отношения с ФРГ.