Громыко. Война, мир и дипломатия

Тем не менее не стоит преувеличивать значение идей профессора в мировой политике. Оно было немалым, но не решающим. Главным была сама логика противостояния двух самых мощных государств мира, он ее понял лучше других.

Еще 17 января 1961 года президент Эйзенхауэр, навсегда покидая Белый дом, высказал в прощальной речи следующее предостережение: «Те, кто работает в правительственных органах, должны уберечь себя от неправомочного влияния, осознанного или нет, со стороны военно-промышленного комплекса. Риск пагубного усиления этой незаконной власти существует сейчас и сохранится в будущем.

Мы ни в коем случае не должны допустить, чтобы давление этого блока угрожало нашим свободам или демократическим процессам. Ничто не должно рассматриваться нами как раз и навсегда достигнутое. Лишь бдительность и сознательность гражданского общества способны ограничить влияние гигантской военно-промышленной машины на наши мирные цели и методы. Только в условиях такого равновесия могут процветать безопасность и свобода»^{376}.

В этом споре президента и профессора последний оказался дальновиднее и прагматичнее.

* * *

В Советском Союзе происходило то же самое, причем самым мощным «ястребом» был руководитель советского военно-промышленного комплекса, несгибаемый, аскетичный Устинов, один из триумвирата. Дмитрий Федорович безжалостно пресекал попытки сократить финансирование армии и оборонной промышленности, устранял с политической арены своих оппонентов. Так, был переведен на работу в Госплан секретарь ЦК КПСС по оборонной промышленности Яков Рябов, принадлежавший к влиятельной свердловской группировке в руководстве страны, которую возглавлял доверенный человек Брежнева Андрей Кириленко. Рябов провинился тем, что поставил под сомнение чрезмерный рост военных расходов и в декабре 1978 года внес в Политбюро предложение сократить поставку военной техники Министерству обороны на 8 миллиардов рублей. Предварительно он согласовал записку с Сусловым, но натолкнулся на отчаянные возражения Устинова. Дело закончилось тем, что Суслов вернул Рябову записку со словами: «Товарищ Рябов, предложение правильное. Вы над этим продолжайте работать, но рассматривать этот вопрос на Политбюро сейчас несвоевременно»^{377}.

Примерно так же в 1947 году складывался конфликт Устинова и первого секретаря Московского горкома партии Г.М. Попова, который хотел перевести на выпуск гусеничных тракторов два оборонных завода. Попытка Попова прижать наркома по партийной линии закончилась вмешательством Сталина, вставшего на сторону Устинова, которого называл «главным инженером страны».

В начале брежневского правления под напором Устинова был смещен первый секретарь Московского горкома партии Н.Г. Егорычев: за критику неудовлетворительного состояния системы противовоздушной обороны Москвы.

Именно Устинов в конце 80-х годов «пробил» решение вооружать армию артиллерийскими ядерными снарядами, что было очень затратно и просто нецелесообразно. Министр среднего машиностроения Е.П. Славский, под началом которого находилась вся ракетно-ядерная промышленность, называл это решение «бредом сивой кобылы».

Словом, Устинов, постоянно выступающий за многомиллиардные затраты и, что просто разоряло страну, за равновеликий ответ Соединенным Штатам, был авторитетом для Брежнева, несмотря на то, что тот же Славский считал министра обороны мыслящим «категориями Отечественной войны».

А что же делал в ответ на это Громыко?

Андрей Андреевич не собирался вторгаться в чужой огород. Более того, он знал, что СССР должен иметь сильные позиции, иначе никто не будет с ним считаться.

Что касается самой сути ведущейся «холодной войны», то ее размах и вместе с тем сдержанность описаны Бжезинским так: «Каждый из противников распространял по всему миру свой идеологический призыв, проникнутый историческим оптимизмом, оправдывающим в глазах каждого из них необходимые шаги и укрепившим их убежденность в неизбежной победе. Каждый из соперников явно господствовал внутри своего собственного пространства… Комбинация глобального геополитического размаха и провозглашаемая универсальность соревнующихся между собой догм придавали соперничеству беспрецедентную мощь. Однако дополнительный фактор, тоже наполненный глобальной подоплекой, делал соперничество действительно уникальным. Появление ядерного оружия означало, что грядущая война классического типа между двумя главными соперниками не только приведет к их взаимному уничтожению, но и может иметь последствия для значительной части человечества. Интенсивность конфликта, таким образом, сдерживалась проявляемой со стороны обоих противников чрезвычайной выдержкой»^{378}.

Отсюда, собственно, понятно, почему в июле 1979 года было заключено соглашение по ОСВ-2 и почему оно все же не было ратифицировано конгрессом США.