Громыко. Война, мир и дипломатия

Когда в середине 1980-х годов в СССР на Горьковский автомобильный завод, который в 30-е годы был построен по образу завода «Ривер Руж» в Детройте, были приглашены инженеры фирмы «Форд», они обнаружили, что некоторое оборудование сохранилось со времен первой пятилетки, а общая планировка и управленческая структура завода оставались такими же, как на «Ривер Руж» 50 лет назад. При этом автомобили завода пользовались устойчивым спросом, а у директората не было стимулов совершенствовать продукцию.

Вспоминается анекдот 70-х годов. В гостинице «Националь» в центре Москвы один японец слышит громкие крики, раздающиеся из соседнего номера. Он интересуется у горничной:

— Что случилось?

— Это с Владивостоком разговаривают.

— Неужели нельзя позвонить? — спрашивает японец. Это к вопросу о тогдашней проводной связи. Например, к 1998 году в России на одну телефонную линию приходилось шесть потребителей (общее количество телефонных линий чуть больше 25 миллионов), тогда как в США — 1,5 (182 миллиона). При этом еще в 1957 году советский инженер Л.И. Куприянович создал первый носимый мобильный телефон ЛК-1 весом 3 килограмма, радиусом действия 20—30 километров и временем работы без смены батарей 20—30 часов и базовую станцию к нему. Через год он создал опытные образцы компактных мобильных телефонов весом 500 граммов и размерами с папиросную коробку. В 1958 году в СССР началось создание системы автомобильных телефонов «Алтай», которыми были оснащены спецслужбы и государственные органы. Но широкого распространения система мобильной связи не получила^{423}. Эффект от автоматизации и внедрения новой техники в СССР был заметно ниже, чем на Западе в значительной мере потому, что была крайне низкой оплата труда квалифицированных рабочих (почти такой же, как и у неквалифицированных), предприятия не были заинтересованы в модернизации производства. Дешевле было использовать механические станки, чем автоматизированные системы^{424}.

Например, изобретенный в СССР метод непрерывной разливки стали действовал только на 13 процентах заводов, а в Японии, купившей лицензию, — на 75 процентах.

Кроме того, опережая западные страны по важнейшим экономическим показателям (производство электроэнергии, цемента, выплавка стали и т. д.), Советский Союз отставал в технологическом отношении. Эмбарго Рейгана на импорт технологий было не случайным. К тому же экономические реформы в СССР практически не задели систему управления, породив при этом в среде интеллигенции широкие реформаторские ожидания и сомнения в базовых социалистических ценностях.

«В начале 1985 года тайная экономическая война против Кремля начинала приносить плоды. Ожидаемые кредиты, твердая валюта и технологии с Запада почти не поступали. Принципиально важное для получения твердой валюты строительство сибирского газопровода двигалось вперед, но размах его был уменьшен вдвое, а срок окончания отодвинут на два года. Хотя американские санкции были отменены, они сумели вызвать принципиальные нарушения в сроках строительства… В 1980 году предполагалось, что газопровод, вероятно, принесет от 8 до 10 миллиардов долларов в твердой валюте ежегодно, уже начиная с 1985 года, и от 15 до 30 миллиардов долларов — в девяностые годы, когда найдутся получатели для второй очереди (в зависимости от цен на нефть). Но из-за непримиримой позиции президента Рейгана второй очереди не будет, а в результате санкций Москва в самой трудной экономической ситуации должна ждать еще два года поступлений в твердой валюте. Кроме того, она уже потеряла от 15 до 20 миллиардов из-за срыва первой очереди»^{425}.

Всего от внешнеэкономической деятельности СССР получал около 32 миллиардов долларов в год, военная операция в Афганистане отнимала до 3 миллиардов долларов, помощь Польше — минимум 2 миллиарда, а там еще Сирия, Куба, Вьетнам… Вскоре должны были последовать новые тяжелые удары, о которых в Москве еще не знали.

Американцы предполагали, что при Горбачеве советская политика должна измениться и что он будет вынужден начинать диалог на новых условиях, а пока, как сказал Рейган, он не собирался «отказываться ни от одной из наших операций».

Что касается Кремля, то в 1985 году у Горбачева и его окружения «незыблемость и прогрессивность социалистического строя не подвергалась сомнению»^{426}.

Рыжков, будущий председатель правительства СССР, оценивал ситуацию как кризисную: «В 1982 году рост реальных доходов населения — впервые после войны! — скатился до нуля. Нужно было, не мешкая, решать, что делать немедленно, как наскоро залатать дыры и, главное, какими путями, какими способами вести народное хозяйство дальше, вернее, выводить его, вытягивать из болота»^{427}.