Гросс-адмирал. Воспоминания командующего ВМФ Третьего рейха. 1935-1943

Тесные взаимоотношения, в которых эти два генерала состояли с Гитлером, обусловленные их официальным положением, очевидно, послужили слабости их защиты. Как на ближайших сотрудников Гитлера, именно на них и возложили всю тяжесть вины и ответственности за все военные приказы и распоряжения, отданные Гитлером, хотя именно они часто использовали свое высокое положение в военной иерархии и рисковали лично для того, чтобы воспрепятствовать некоторым из аморальных вещей, которые имели место.

Я всегда весьма высоко ценил генерала Йодля, с которым мне часто приходилось совместно решать вопросы в рамках моего положения в среде военных. Его отличали интеллигентность, быстрая оценка ситуации, способность рассуждать и действовать в свете широкой всеохватывающей обстановки, даже если вопрос не относился к сфере его компетенции. Блестящий и способный офицер Генерального штаба, он был также честным человеком с твердым характером. Не колеблясь, он позволял себе возражать Гитлеру и отстаивал свои собственные убеждения, даже с изрядным личным риском. В Нюрнберге он продемонстрировал свое совершенное владение теорией и практикой войны и парировал все предвзятые обвинения спокойной и ясной логикой своих ответов.

Фельдмаршал Кейтель в еще большей степени ассоциировался с Гитлером благодаря своей должности начальника штаба Верховного главнокомандования вооруженными силами. Без сомнения, он, не обладая достаточно сильным характером, не всегда мог с должной твердостью и определенностью противостоять более сильной личности Гитлера. Ему следовало осознать это и уступить место своему более твердому преемнику. Но я уверен, что он всегда неустанно и беззаветно исполнял свой долг.

В период от вынесения приговора и до приведения его в исполнение всем обвиняемым было позволено навестить друг друга в камерах тюрьмы. Первым я посетил Кейтеля, желая выказать ему свое сочувствие в этот трудный для него час.

* * *

С середины октября 1945 года, когда я был разлучен с моей женой в Москве и переведен в Берлин, а позднее и в Нюрнберг, я ничего не знал о ней и чрезвычайно беспокоился. В середине сентября 1946 года, после того, как все свидетельские показания были заслушаны трибуналом, и до того, как был вынесен вердикт, семьям обвиняемых было позволено посетить их. Мои дочь и сын побывали у меня в Нюрнберге, но все усилия моего адвоката, равно как и усилия господина Лоуренса, председателя Нюрнбергского трибунала, добиться разрешения увидеться со мной моей жене оказались напрасными. Телеграммы, отправленные ей, вернулись с пометкой «за невозможностью доставки адресату». Попытки моего советника разыскать ее через советских представителей в Нюрнберге окончились лишь туманными обещаниями и ничем больше. Когда я написал об этом господину Лоуренсу, он лично поднял этот вопрос в Контрольном совете[66] – я буду вечно признателен ему за это, – но и этот шаг не принес успеха. В следующий раз я увидел свою жену только спустя четыре года после нашего расставания в Москве, через частую металлическую решетку в тюрьме Шпандау. За несколько дней до этого она, наконец, была освобождена из советского лагеря для заключенных.

Вся ее вина состояла в том, что она была моей женой.

Мой приговор означал, что остаток своей жизни мне было суждено провести в стенах тюрьмы – предмет унижения и беспокойства моей семьи. Несмотря на советы моего адвоката, я решил просить Контрольный совет о милости – расстрелять меня. Я не желал в моем возрасте быть предметом постоянного психологического бремени для своей семьи. Но мое прошение было отклонено.

В ходе Нюрнбергского процесса многие бывшие адмиралы старого германского императорского флота, хорошо известные в Англии, направили свои петиции британскому флоту с просьбой вступиться за адмирала Дёница и меня. Многие офицеры германского военно-морского флота, находясь в плену и пребывая в британских и американских лагерях для военнопленных, также массово ходатайствовали в отношении нас. Помимо прочего, они заявляли, что считают своим долгом защитить честь своих погибших и раненых товарищей и не могут поверить, что офицеры союзнических флотов смогут согласиться с обвинением, что германский флот сражался как пиратский.

Когда в зале заседаний Нюрнбергского трибунала зачитывался приговор, при этом присутствовал адмирал лорд Эндрю Б. Каннингхем, в то время бывший первым лордом британского адмиралтейства. Несколькими днями спустя адвокат Дёница переговорил с ним по поводу петиций за помилование германских офицеров военно-морского флота. Лорд Каннингхем посоветовал ему передать эти петиции непосредственно британскому адмиралу, входившему в Контрольный совет по Германии, и проинформировал последнего, что он, лорд Каннингхем, сам посоветовал сделать это. Этот поступок невозможно расценить иначе, как поддержку лордом Каннингхемом этих петиций.