В два прыжка они достигли того места, где сидел Буряце, и накрыли его своими телами. Помещение вмиг опустело, остались только кавказцы да незадачливый артист из «Ромена». В разбитые окна хлынул морозный воздух, да такой ядрёной крепости, что усы Махмуда вмиг покрылись инеем.
Кто-то включил карманный фонарик. В слабом луче света лицо знаменитого тенора было цвета свежевыстиранной простыни, губы его дрожали, в глазах — растерянность и страх, однако обеми руками он продолжал судорожно сжимать полотняный мешочек с золотым песком…
— Гражданин, вы что? Плохо слышите? Я сказал, предъявите документы! — нарочито грубо произнес Кочев.
— Документы? Да-да, конечно, документы…
Буряце наконец оторвал руки от полотняного мешочка и стал шарить в карманах пиджака и брюк.
— Ах, да! Они остались в гостинице… У вас же такие правила, паспорт до выписки из гостиницы должен оставаться у администратора… Если хотите, мы можем сейчас же пройти туда и всё выяснить… Впрочем, моё лицо, товарищ капитан, должно быть вам знакомо… Я — Буряце. Борис Буряце! Меня знает вся страна. Вы наверняка видели по телевизору мои выступления…
Черкесы дружно рассмеялись.
— Хоть вы внешне и похожи на прославленного Буряце, но в гостиницу за документами всё-таки придётся пройти! — отчеканил Кочев. — А вообще-то, должен вас предупредить, чтобы вы больше не связывались с такой публикой, которая при одном виде милицейской формы начинает сигать из окон второго этажа.
— Почему, товарищ капитан?
— Да это же настоящие уголовники, сбежавшие из зоны! Будь они местные, они бы наверняка меня знали. Знали бы также, что меня бояться нечего… Так что в их компании вы рисковали жизнью. Думаю, живым бы они вас отсюда не выпустили, — сказал, как гвоздь вбил, Кочев.
Оказалось, подлил масла в огонь — и без того напуганный Буряце затрясся от нервной дрожи всем телом.
— Так значит, я обязан вам жизнью, товарищ капитан? — с неподдельным испугом спросил артист.
— Выходит так, гражданин Буряце. Опоздай мы на несколько минут — и вряд ли бы мы застали вас в живых…
— Я в долгу не останусь… Вот вам моя визитная карточка, будете в Москве — звоните. Обеспечу билетами на любое представление, в любой театр, на любой концерт! Поверьте, не в моих правилах быть должником…
По дороге в гостиницу — а путь от квартиры Савельевой до гостиницы неблизкий — Махмуд вдруг заметил, что певец забыл надеть перчатки.
— Послушайте, вы же отморозите себе руки! — вскричал Кочев. — Мне же потом страна не простит, что по моей вине Борис Буряце не может играть на гитаре. Так, немедленно зайдём к моему другу и оботрём руки спиртом, быстро-быстро!
В тот же момент Кочев толкнул калитку и буквально потащил Буряце к дому, где проживал Герцог.
— Слушайте, куда вы меня тащите? — запротестовал тенор.
— Я пытаюсь спасти ваши обмороженные руки, Борис Леонович. А мой друг — он начальник планового отдела прииска, там уж, у него дома, вам ничего и никто угрожать не будет, поверьте…
Вот при таких трагикомичных обстоятельствах произошло личное знакомство Герцога с намеченной им жертвой — артистом театра «Ромен», Борисом Буряце. С того самого вечера цыган, приняв предложение Герцога, перебрался из гостиницы и стал жить у Юлия Львовича.
Нет-нет, играть, то есть
Как-то однажды Борис, покорённый сердечным приёмом хозяина дома, его эрудицией и широтой интересов, задал вопрос:
— Почему такой незаурядный человек, каким являетесь вы, Юлий Львович, прозябает в такой глуши, куда и попадают-то в основном, не по своей воле, а по приговору суда?
Ответ последовал незамедлительно и был также искренен и прям, как и вопрос:
— Дорогой Борис Леонович, я не судим и не был сюда этапирован, я — свободный человек, меня сюда привело то же, что и вас — страсть к золоту… Возможность приобрести его по дешёвке, в больших количествах и при минимальных умственных и физических затратах… Так что, как видите, мы с вами единомышленники!
После этих коротких, но всепроясняющих реплик мужчины стали называть друг друга не иначе как «Борик» и «Юлик», а Буряце в подтверждение своего безграничного доверия к Герцогу, приволок к нему несколько полотняных мешочков с золотым песком и самородками (где уж он их до этого прятал — одному Богу известно!) и попросил разрешения хранить их до убытия на материк в доме своего нового друга и покровителя.
— Идёт, — с готовностью ответил Герцог. — Но за это, Борик, ты меня просветишь, разумеется, в пределах допустимого, по части