Гроссмейстеры афёр

Ну, допустим, сидит игрок спиной к глухой стене, которая на самом деле является тонированным стеклом, а в соседней комнате его карты рассматривают с трёх ракурсов и информацию передают шулеру через устройство, вклеенное ему в волосы…

Однако Зильберман продолжал оставаться волком-одиночкой в этой стае партнёров-соперников, и в качестве своих потенциальных жертв выбирал людишек, неправедно наживших миллионные состояния на военных подрядах и поставках. А что касается шанца — приёма, с помощью которого он выигрывал деньги у презираемых им нуворишей, то он всё время оставался у Густава неизменным. Как, впрочем, и его принцип: «У 99 процентов «жирных котов» всего земного шара, разбогатевших на войне, однажды в жизни вдруг появляется буйное желание сыграть в карты. Моя задача — оказаться в этот момент рядом и предоставить им возможность проиграть нечестно заработанные деньги!» — под этим девизом Зильберман действовал в течение ряда лет.

И он не ошибся. Как свидетельствует мировой опыт, во время войн и всеобщего обнищания целых народов отсутствуют шальные деньги, нет и большой игры. Шулера появляются одновременно с миллионерами.

В 1920–1930 годы в Европе таких было немного. Другое дело — послевоенные годы. Они стали началом европейского, да и вообще, мирового карточно-шулерского ренессанса.

* * *

Респектабельный, с сияющей улыбкой, в костюмах от лучших портных мировых столиц моды, Зильберман заводил знакомства с будущими жертвами в фешенебельных ресторанах, на бегах, в театрах, на выставках и концертах.

Теперь главная его задача состояла в том, чтобы как можно проще и незаметнее установить, есть ли у клиента деньги. Сделать это надо было так естественно, чтобы потенциальная жертва ничего не заподозрила и даже поблагодарила судьбу за знакомство с таким интересным и привлекательным господином, который, судя по его поведению, располагает огромными связями и возможностями. К тому же он явно богат!

Так клиенты Зильбермана рассуждали до тех пор, пока не оставались без штанов — чаще в переносном, но иногда, когда уж совсем «не шла карта», то и в буквальном смысле слова.

Дальнейшие события развивались по давно разработанному и выверенному на практике сценарию и, в общем-то, были просто делом техники.

Следовало ненавязчивое предложение сыграть партию-другую в очень престижном месте. Разумеется, тот, кому делалось это предложение, не мог отказать своему доброжелателю, как минимум, по двум причинам.

Во-первых, надо было попытаться вернуть проигранные деньги, а во-вторых, разве можно было усомниться в порядочности и отказать такому обаятельному человеку?!

И вот тогда огромные расходы Зильбермана на поддержание имиджа очень состоятельного бездельника — на шикарную одежду, драгоценные аксессуары, бьющий в глаза маникюр, дорогую туалетную воду и на другие сумасбродные траты — окупались с лихвой.

Клиент, заглотав наживку, мчался на телеграф и умолял жену, компаньонов или богатых родственников ещё раз, последний, поверить ему и выслать немедленно сумму с энным количеством нулей. Разумеется, полноправным обладателем полученной суммы он становился лишь на время, требуемое доехать от телеграфа к ломберному столу. После чего он её, сумму, больше никогда не видел. Как, впрочем, и самого искусителя, Зильбермана.

Теперь он, правда, для своих жертв был известен под именем Жюля Перье, реже — Клауса Дрейзеля.

* * *

Вскоре Зильберман стал постоянным пассажиром трансатлантических пароходных круизов.

Курсируя между Европой и обеими Америками в каюте «люкс», он намётанным глазом выискивал в толпе праздношатающихся по палубам, барам и кинозалам пассажиров, у которых водились деньги, а значит, было чем поживиться.

Отличный психолог, Густав Зильберман делал ставку на богатых людей, которым было в тягость вынужденное ничегонеделание и которым нечем было занять свой межконтинентальный досуг во время бесконечного и однообразного путешествия.

Через пару дней плавания новизна впечатлений сменялась беспросветной скукой, голубой шатер неба над головой и зеленая морская подушка под ногами начинали раздражать.

Слонявшиеся из угла в угол пассажиры были накалены внутренним напряжением и находились в состоянии взведённой пружины.

Достаточно сказать, что каждый из них постоянно находился начеку, чтобы не сорваться и, не дай бог, не въехать с размаху кулаком в эти глупые и постные физиономии официантов. Или чего хуже: не изорвать зубами эту дурацкую обивку в каютах.

А эта отвратительная вечная качка, ставившая под сомнение эффективность выпивки и как следствие лёгкий флирт, неназойливое ухаживание за дамами…

Зильберман мастерски использовал тоску по развлечениям, терзавшую туповатых и азартных американцев, английских снобов-аристократов и «новых европейцев», разбогатевших после Второй мировой войны на строительных подрядах и биржевых сделках.