Грот в Ущелье Женщин

Долго мы возились, отстегивая упряжи от нарт, оттаскивая нарты в сторону, олени же лежали спокойно. Они не пытались встать даже тогда, когда мы волокли их, спутав игной ноги, с наледи. Поднялись лишь по команде своего хозяина (завидная дисциплина) и ждали терпеливо, пока хозяин ощупает ребра, спину, ноги.

– Везет вам, – уводя от наледи, разговаривал с оленями Игорь Игоревич. – Все цело. – Потом упрекнул коренного: – Другой раз смотри, куда бежишь. Ногу кто сломает, как лечить стану? Конец тогда. Совсем конец.

Вроде подействовал упрек: сколько раз еще попадались наледи по пути, но олени пробегали рядом, у кромки.

Мы ехали прямо к морю, звуки ревуна, пробивая туман, встречали нас все с большей громкостью. Они сейчас походили на гневный крик быка, взбешенного появлением соперника и готового ринуться в бой за право быть хозяином стада. Но по мере приближения к морю звук заметно менялся, и мне уже казалось, что стонет в предсмертных муках какое-то гигантское чудище, а потом методический рык просто уже не с чем было сравнить – грубый мощный бас буквально давил, нагоняя неуемную тоску, и я почувствовал себя одиноким, донельзя приниженным существом, совершенно лишним в этом беспрестанно рыкающем тумане, да и мысли мои стали тоже приниженными. О них даже рассказывать совестно.

Мне прежде говорили, что с наступлением туманов будет изводить ревун, но одно дело слышать чужое мнение, другое дело – чувствовать самому. Но хочешь или нет, к ревуну придется привыкать, слушая его сутками, работать, нести службу, учить и воспитывать пограничников. А что с этой приниженностью поделаешь? Состояние скорей физическое, чем духовное.

И вдруг… В тумане все возникает вдруг: и предметы, и звуки. Вдруг я услышал приглушенный туманом ватный голос начальника заставы:

– Вот здесь укладывайте. Вот здесь.

Олени круто повернули вправо, пробежали несколько метров и остановились у груды кирпичей, возле которой, словно огромные жуки, копошились люди. Значит, началась строительная страда, стало быть, навалятся новые заботы. Разве откажешь строителям людьми и катером, когда подойдет логер с очередным грузом, разве не станешь читать им лекции, проводить с ними беседы и политические занятия, разве не истопишь баню? С радостью все это станешь делать, ведь они превращают в реальность твою мечту – переселение в новую просторную заставу, в новую квартиру, уютную и теплую. Без печки.

А у Игоря Игоревича своя забота. В голосе грусть:

– Пропадут цветы. Пропадут.

– Нет, Игорь Игоревич – услышал я голос Полосухина. – Мы же всему становищу слово дали.

– Слово дали. Не забыл. А куда груз девать станешь? Логер – не карбас. Много везет.

– Мы не все сюда будем сгружать. Большую часть решили оставлять на том берегу. Перевозить станем по мере необходимости

– Верно рассудил. Помощь нужна будет, становище пособит.

– Уже помогают. Портопунктовская дора вместе с катером ходит, а на разгрузку весь народ вышел. Много до тумана успели.

Я представил себе беспрерывную работу без сна, с полной отдачей сил, и та усталость, с которой я боролся, сидя на нартах, усталость от безделья, показалась мне злой насмешкой. Я сбросил совик, скинул пимы и, уложив все это на нарты, сказал Игорю Игоревичу:

– Поезжайте, я поработаю.

– Олешек отпущу, вернусь, – ответил Шушунов, гикнул, запрыгнув на нарты, и скрылся в тумане.

Мы вместе с начальником заставы встали в цепочку солдат и поморов, перебрасывавших кирпичи от берега на строительную площадку, где из этой бесформенной кучи скоро начнет рождаться застава. В легкой малице с ветерком за пазухой работать было легко, и я вошел в ритм почти сразу же, уронив всего лишь несколько кирпичей, быстро приловчился ловить летящие шершавые кирпичи и перекидывать их соседу по цепочке Что делалось впереди и позади, за туманом я не видел, только ловил и бросал, как включенный автомат.

– Последний… Последний… Последний… – вылетал из тумана, приближаясь, разноголосый переклик. Потом, словно споткнувшись, остановился. Видно, не я один ронял под ноги кирпичи.

Вновь ожил по цепочке переклик, застопорился на мне, пока я подбирал оброненные кирпичи, затем без остановки докатился до конца. Полосухин, вздохнув облегченно, промолвил:

– Вот и все. Пошли домой. – И спросил: – Как поездка?

Не удивился, отчего я раньше срока приехал. Вроде бы даже уверен, что именно так и поступлю.

– Шары найдут и привезут, – доложил я, затем добавил с обидой в голосе: – А меня за подлеца приняли.

– Вот даже как…

– Да. По твоей милости. Проверку мне устроил, что ли?

– Мы уже проверяли друг друга. Я не потому…

– Кто приехал и где они?

– Подполковники Сыроваткин и Гарш. И еще майор Балясин. Утром хотели туда идти, да вот – туман. Еще и обстановка. Коноховская вводная раскручивается. Оказывается, иностранец дрейфовал у банок. А как наш пограничник стал к нему подходить – врубил машины на полную. Это, конечно, дело его: воды нейтральные, но что особенно настораживает, как туман лег, он вернулся.

– Рыбаки с МРТ мне сказывали, опасно там плавать. А в туман – тем более. Не зря, видимо, на риск идет.