Гротенберг. Песнь старого города

Поддаваться подобному желанию хотелось, даже очень хотелось. За последнее время его дико измучили и эти внезапные боли, и помрачения рассудка, и то и дело всплывающее во снах прошлое. Душа жаждала забытья, хотя бы на время, на короткий миг. Покой и нега – что может быть лучше? Только нельзя – и это он знал точно, ведь не смотря ни на что, ему хотелось жить!

Поэтому – нет, нет, и ещё раз нет!

И этот морок также быстро спал, как и прежний. Это место на него влияло. Определенно прощупывало его сущность. Его суть. Он был просто человеком. Он был измученной душой, которая искала избавления от тяжести прошлого. Пусть и многие бы попытались это оспорить. Сегель отстранился от этих чувств, от влияния извне, стараясь не поддаваться этой волне, которая его захватывала с головой, и шагнул дальше. Шаг за шагом, шаг, за шагом — повторил он себе. Только на звуке своих шагов сосредоточить слух и на виде лестницы сосредоточить свой взгляд.

— Сегель! — Окликнул его знакомый жизнерадостный голос. Голос, появление которого здесь он никак не ожидал. Сначала он понял, что это знакомый голос, а потом он понял, что здесь его не должно быть. — Сегель, ну что же ты застыл? Неужели не признал меня?

Наемник нехотя поднял взгляд. Перед ним стоял мужчина: среднего роста, крупного телосложения. Его наставник, командир, и верный друг. Ему казалось, что, подняв глаза, он увидит мертвенный взгляд, и глаз один будет отсутствовать вовсе. Он явственно помнил зияющую дыру на месте этого болотно-зеленого глаза.

— Я… просто не ожидал тебя увидеть здесь, Диор — выдавил нервную улыбку Сегель.

Покойник с искренним изумлением склонил голову, и покачал головой, тяжело вздохнул, и взглянул на Сегеля снова. Он не мог выбросить из головы видение прошлого, и чувство вины заново захлестнуло его с головой, как много лед назад. Откуда эти чувства? Что он сделал? Стыд, жалость к себе и попытки оправдать свой поступок. Он зябко обнял себя за правую руку. Отсеченная по локоть конечность будто бы налилась кровью. Это иллюзия, подумал наёмник. Это просто... что-то. Что-то, чего я не могу понять.

— Все еще болит? — Капитан сочувственно было протянул руку, но Сегель инстинктивно отшатнулся на несколько шагов, пробормотав: «прости». Нескорое время они стояли в напряженном молчании, пока наемник не нашел в себе силы ответить ему.

— Она болит каждую ночь, как напоминание о том, что мы сделали тогда. Точнее, я не знаю, что мы сделали, но это было что-то ужасное. Хотя она уже давно ничего не должна ничего чувствовать. — Сегель говорил сдавленно. Ком в горле мешал ему не то что говорить, но даже дышать. — Я почти не помню, как это было. Всё смешалось, я... просто помню, как было больно и холодно, как было страшно, как ты читал эти дурацкие молитвы, что меня ещё больше сводило с ума в этих подземельях. — Прорвало наёмника на откровения, и он сделал судорожный вздох. Ему так хотелось извиниться за то, что он сделал, за то, каким образом выкупил себе путь на свободу, но не смог, слова застряли комом в горле вместе с удушающим чувством вины.

— В ту ночь, мы совершили благо, и Он это знает. Он тебя ждет, ждет, чтобы вознаградить за столь долгое ожидание. Он рад был, что мы тогда выступили на Его стороне. Он вознаградил каждого из нас.

— Каждого..? Но как же это? — Сегель не заметил, как защипало глаза от горечи. — Вы же все были мертвы! Тот… тот наниматель со скрежетом отдал мне оговоренную сумму, и даже сверх того, когда узнал, что случилось!

Ему улыбнулись. Искренне, тепло, и во взгляде его капитана не было ни капли осуждения его трусости. Это не то, что он ожидал увидеть. Он не заслуживал этого. Он бросил их всех. Даже хуже.

— Он вознаграждает тех, кто верно ему служит. Особенно тебя, Сегель, он хотел напомнить, что вы связаны уже много-много лет, и хотел напомнить об этом долге. — Капитан склонил голову. — Но мне ужасно жаль, что всю свою жизнь я поклонялся глухим божествам, когда единственный, кто нас действительно слышит, это — Он. О, как мне жаль, ты не представляешь!

Наемнику всегда казался странным религиозный фанатизм его наставника, но он никогда бы не подумал, что это обернется так. В поклонение Ваканту, Пустому — как угодно. Много лет назад он представился Сегелю как Эмпати, что было созвучнее. Никто не знал, что он действительно существует, и может помогать смертным. И всё-таки, они здесь. Это ведь его Цитадель?

— Мне пора идти, Сегель.

Сегель промолчал, опуская голову. Слова извинений так и не сорвались с его губ. Он только кивнул. Просить прощения он сил не нашёл. Сначала он услышал шаги, а потом то, как они стихли. Впереди была арка, и лестница вниз, ведущая в «шейку» песочных часов.