Гротенберг. Песнь старого города

За такой длинный спуск он смог успокоиться и собраться с мыслями. Это — подземный мир? Это — посмертие? Теперь это место после встречи с Диором виделось иначе: тут и там скользили по ступеням тени. Словно их разговор пробудил обитателей этого места от сна. Потусторонний шепот заполнял тишину, и наемник уже готов был взмолиться о том, чтобы они все заткнулись, и давящее безмолвие снова опустилось на это место, но этого не происходило. Он спускался, как ему казалось, целую вечность к парящей в «нигде» поверхности, высеченной из, напротив, какого-то чёрного камня. Это было кольцо, где внутри расположено было ещё одно, поменьше, и там в самой сердцевине на своеобразном диске его ждал человек.

«Человек» отставил лампу с чёрнотой в сторону, и держал в руках небольшой свёрток. Его белые глаза, с маленькими, как две точки зрачками, следили неотрывно за подходящим к нему Сегелем. Механические «лапы», как паук, встроенный в тело, окутывали плоть Ваканта. Обычно его изображали как сущность в литой серебряной маске, где нет прорезей для глаз, но, видимо, реальность резко отличалась от учения в местных церквях.

— Мы много лет не виделись, Сегель, — произнёс он, совершенно не шевеля губами. Голос его был тих, но эхом прокатывался по пространству. Этот дессонанс тоже накладывал на наёмника долю ужаса, и он поежился под его взглядом. Молчание божество явно не смутило. — За столько лет ты раз за разом отвергал мой дар, хотя другой носишь по сей день.

Сегель понимал, о чём он. И словно в ответ на его мысли, сверток развернули, и протянули на «паучьих» лапках ему необычный клинок. Ониксовая рукоять была осторожно оплетена белыми нитями, как и много лет назад. Бронзовое лезвие было покрыто рунами, а само оно было разделено на три лезвия. Хорошее оружие, как припоминал Сегель, рассекал плоть и кость так, как ни какой другой клинок не смог бы, и обжигал рану, которую после себя оставлял, не оставляя возможности кровоточить.

Столько лет, после того, как Сегель покинул город, он продавал этот клинок, и раз за разом он каким-то немыслимым образом возвращался к нему в руки. То на задании найдётся владелец его, то его продадут ему в закрытых ножнах, задарма. Сколько бы раз он не пытался от него избавиться — а он даже бросал его в реку — проклятый клинок возвращался к нему раз за разом.

Теперь его, видимо, вручает его сам владелец.

— У меня нет выбора: отказаться от него? — Без надежды спросил наёмник.

— Ты принял его в дар в ту же ночь, в которую принял и свою судьбу вместе с тем, заказом. Он запустил цепь занимательных событий, которые мне были на руку, и теперь, поскольку ты уже принадлежишь мне, я дам тебе ещё одно задание. Если ты выполнишь его успешно, считай... твой долг будет полностью погашен, и ты будешь свободен. Выбора здесь у тебя нет, Сегель — мы ведь желаем одного и того же, просто обосновываем это по-разному. Город застыл во времени, и, — Пустой прошёл по платформе к лестнице, спускающейся вниз, — неизбежно скоро погибнет, вместе со всеми жителями города. Я дарую на эти ночи некоторым из проклятых бессмертие — это один из моих даров, какой фанатики считают ещё одним проклятием. Они считают, что мои дары есть причина их болезни, но это — ложь. — Божество снова обернулось к темноволосому. — Это нужно остановить. Ты хочешь вывести свою семью, но твоя музыка скоро подойдёт к концу, и искомая тобой сестра больна уже несколько лет.

Я рад поощрять «Просветлённых» вроде тебя, но люди зачастую слишком глупо растрачивают мои дары. Мэйнард от отчаяния перед страхом смерти обратилась ко мне. Теперь мой дар — единственное, что поддерживает в ней жизнь, проклиная всех, кто с ней связан. Ты можешь забрать у неё мой дар, как и дар, какой я давал другим людям в этом городе. Лишь тебе решать, кого его стоит лишить, а кого нет. Никаких рекомендаций, кроме просьбы убить эту глупую женщину. Пока она жива — у этого города, а значит, и у твоей семьи нет будущего. Ты не сможешь покинуть город в эти дни, даже если захочешь.

Сегель осматривал лезвие. В нем чувствовалось что-то... что-то странное. Что-то не из нашего мира.

— Почему я? — Поднял взгляд наёмник.

— Потому что ты должен мне за свою жизнь, пусть об этом почти ничего и не помнишь. — Сегель мог поклясться, что стоящее спиной к нему существо улыбается. — Что же, теперь тебе пора. У вас, смертных, это место быстро истощает разум, хоть я и бесконечно рад питаться твоим страхом.

До скорой встречи, Просветлённый.

3.1

Ночь. День первый

Дворец. Десять лет назад.