Гроzа

– Ага, – удовлетворенно сказал Кулигин. – Значит, вас все-таки выпустили.

– Уголовное дело возбуждено, – сухо напомнила Мария Игнатьевна. – И я пока главная подозреваемая. Меня посадили под домашний арест.

– И что вы хотите?

– Поговорить хочу, разве не ясно? – сказала она, раздражаясь.

– Поговорить или договориться? – спросил Кулигин.

«А он неглуп», – с неприязнью подумала Кабанова. И сказала:

– Это уж как получится. Я к вам приехать не могу, и в любое другое место тоже. Придется уж вам ко мне.

– Это возможно лишь при одном условии, – напряженно сказал Кулигин.

«Он мне еще условия ставить будет! Выделывается!» – взвилась Кабанова, но сдержалась, ответила спокойно:

– Что за условие?

– Вы расскажете мне правду о том давнем ограблении банка.

– Хорошо, – сказала она после почти минутного раздумья. Кулигин терпеливо ждал. – Вы ведь и так ее уже знаете.

– Я могу только догадываться. На основании своих математических расчетов.

– Приходите, – решительно сказала Мария Игнатьевна. – Жду.

Пока Кулигин шел к ней, Кабанова допила кофе и попыталась дозвониться до сына. Тихон, судя по всему, еще спал. Телефон он не брал. Мария Игнатьевна догадывалась, что сын ушел в запой. Выйдя из-под контроля, принялся наверстывать упущенное. А она, его мать, ничего сделать не может: подписка есть подписка. Дело только-только раскручивается, остается сидеть и ждать.

Кабанова скрипнула зубами. Все летело в тартарары, весь ее привычный образ жизни. Мир, казалось, рухнул. Варя уехала к Кудряшу, Катерина якобы пошла на работу. Кабанова не очень-то в это верила. Она теперь вообще никому не верила. Пашка, верный пес – и тот предал! Мэрша голову подняла! Танька Пролетаева к следователю прибежала! Кругом одни враги! А Степан горе водкой заливает! На него положиться нельзя…

…Хлопнула входная дверь, и вскоре на лестнице раздались шаги.

– Туда ли я попал? – с удивлением спросил Кулигин, открыв дверь в кабинет. – Ворота настежь, никто не встречает. Где Глаша-то?

– Там же, где и все, – мрачно сказала Мария Игнатьевна. – Личные проблемы решает. Мои уже никого, кроме меня, не волнуют… Коньяку хотите? Или виски?

– Нет, спасибо, – Кулигин оглянулся: куда бы сесть.

– Где понравится, там и садитесь. В этом доме больше нет никаких правил.

Кулигин осторожно присел в обитое черной кожей кресло.

– Говорят, жара скоро уйдет, – Лев Гаврилович деликатно кашлянул. – Еще каких-то пара дней, и начнутся дожди.

– А не поздно? – усмехнулась Кабанова. Дань традиции: начинать любой разговор с погоды.

– Дождь нужен, – вздохнул Кулигин.

– Ну, так что? – не выдержала Мария Игнатьевна. Хватит политеса! – Дожали вы меня?

– Нет, я всего лишь деньги нашел.

– Какие деньги? – вздрогнула она.

– Я уже говорил о том, что в конце девяностых – начале двухтысячных в Калинове орудовала банда.

– Да уж! Весь город об этом знает!

– Эти деньги у вас, – тихо сказал Кулигин. – У меня есть точные математические расчеты, – он полез за пазуху.

– Не надо, – поморщилась Кабанова. – Не у меня они. Теперь это стены: рынок, магазины, офисы… Выходит, ты думаешь, что я – главарь банды?

– Если бы это было так, я пришел бы сейчас не к вам, а в полицию.

– Хорошо, я все расскажу. Мы здесь одни. Здесь нет прослушки, а у вас, надеюсь, нет с собой диктофона? – она опять перешла на «вы». Разговор был серьезным.

– Я такие вещи не делаю, – поморщился Кулигин. – Все должно быть честно. Я просто хочу узнать правду.

– Помешался на своей правде, – в сердцах сказала Мария Игнатьевна. – Когда кругом одно ворье, правда – это сарай, извиняюсь, с говном, который все обходят стороной, потому что больно уж воняет. Никому неохота в это говно окунаться.

– Потому что все и так замазаны, – усмехнулся Кулигин. – Свое-то не воняет. Но оставим аллегории. Итак, я внимательно слушаю.

– Начну издалека, иначе не получится… – Кабанова задумалась, потом медленно заговорила: – После школы я в Москву учиться поехала, а кавалеров моих в армию забрали. Так уж получилось, что проводила я двоих, хотя ждала одного Степана. Все надеялась, что Ваня не вернется. Десант все-таки. Вернулись оба.

– Но вознаградили вы одного, – деликатно кашлянул Кулигин.

– Я замуж за него хотела, – горько сказала Мария Игнатьевна. – Все к тому и шло. И вдруг – предложение из областного центра. Степан тогда на стрельбах отличился. Ему и предложили денежную работу. А Дикой мой всегда был до денег жадный. Сказал: разбогатею и вернусь. А я вдруг поняла, что беременная. Иван, муж мой, с меня тогда слово взял: ребенка он на себя записывает, а я об его бывшем лучшем друге забываю. Я, конечно, поклялась, но сердцу разве прикажешь? Десять лет мы, в общем, неплохо жили. Ваня в гору пошел, инкассатором стал, потом и старшим. Степан тоже выслужился. Хозяин был к нему щедр. Будущий наш губернатор. И вот поехала я как-то за покупками в областной центр. Случайно мы с ним встретились, в супермаркете, со Степаном-то. А встретились и поняли, что жить друг без друга не можем. Иван не узнал, нет. Я молчала.

– Да уж, молчать вы умеете, – вздохнул Кулигин.