Читаем Гроза Кавказа. Жизнь и подвиги генерала Бакланова полностью

День выдался ясный. Офицеры штаба Барятинского рассмотрели в трубы самого Шамиля. Тот был в Аки-Юрте, стоял на мечети и тоже смотрел в зрительную трубу. Разглядели, что одет имам в черную черкеску, на голове белая чалма. Над Шамилем развевалось зеленое знамя с красными каймами. Догадались даже, что Шамиль наблюдает за русской кавалерией. Как только русская кавалерия угомонилась и отошла от Мичика, Шамиль сразу сошел с мечети и уехал в Бачи-Юрт.

По результатам дня Барятинский удостоверился, что переправляться надо здесь, а ключ позиции Шамиля — между реками Гонзолкой и Мичиком.

Казаки разведали, где лучше переправиться против позиций чеченцев, и доложили, что лучшее место — мыс Мичика и Гонзолки. Дальше вправо и влево Мичик в крутых берегах, обрывы глубиной в 10 сажен, да и у Гонзолки берега сажен в 8. За рекой Шамиль с 19 наибами, войск у него 8 тысяч конницы и 12 тысяч пехоты, с местными ополчениями будет до 40 тысяч. На позиции непосредственно стоят 2000 чеченцев и 10 орудий (Барятинский предполагал, что орудий — 4–5). Орудия стоят на батареях из фашин.

Барятинский, выслушав разведчиков, вечером еще раз выходил глядеть на красные звездочки неприятельских огней за Мичиком и в глубине души решил двигаться в обход флангов чеченской позиции, но скрывал свое решение до последнего момента.

16 февраля, наконец, он отдал приказ готовиться наступать через Мичик.

Диспозиция предполагала, что два батальона, один от Куринского полка, второй от полка Паскевича, под командованием полковника Левина с 10 тяжелыми и 4 легкими орудиями должны в 10 утра 17 февраля спуститься к Мичику, стать в 100 саженях от берега и открыть огонь по укреплению. В полдень штурмовая колонна из 3-го и 5-го батальонов Куринского полка под командованием полковника Николаи при 4 орудиях и с лестницами и фашинами должна спуститься к Мичику и атаковать оные укрепления.

Прочитав диспозицию, офицеры лишь отметили пристрастие Барятинского к дате 17 февраля.

Но диспозиция не отражала всех планов командующего.

16 февраля Барятинский в своей палатке озадачил Бакланова:

— Дед, переход через Мичик открыт. Повлечет страшные потери; ты знаешь всю местность, не можешь ли обойти во фланг Шамиля?

Бакланов просил 2 дня отсрочки, но Барятинский, уверенный в его возможностях, настоял:

— Время не терпит; в эту же ночь узнать, и с рассветом ты, дед, окончательно должен идти.

Бакланов вышел от Барятинского:

— Скопина ко мне!

Начальник команды пластунов урядник Скопин предстал перед ним как лист перед травой.

— Три версты выше, что прошлой зимой ходили… — начал Бакланов.

— Стерегут, — коротко ответил Скопин.

— Стерегут, — согласился Бакланов. — А где можно?

— Сутки сроку — найдем…

— Нету у нас суток. Думай.

Постоял Скопин, разглядывая носки своих собственных чувяков.

— В сорок шестом году гоняли, помнишь? — подсказал Бакланов.

— Когда сено хотели у нас пожечь?

— Ну… Докуда мы их гнали?

— Да тут верст пятнадцать… Вы там еще на скале отдыхали.

— Вот именно. Сбегай, глянь…

— Сам?

— Бери Шапошникова и… этого… друг твой…

Напутствуя казаков, Бакланов сказал:

— Ну, во святой час! Исполните — спасибо, не исполните — живыми назад не возвращайтесь!

Через несколько минут урядник Скопин, одетый по-чеченски, уехал с двумя казаками берегом вверх по реке.

После полуночи он возвратился и доложил: место нашел, правда, там теперь все орешником поросло, спуск пологий, но подъем крутой.

— Сколько надо, чтоб срыть кручу и вырубить орешник?

— Так… Минут двадцать, полчаса…

— Скажи, чтоб седлали. Только тихо…

Сам Бакланов пошел и разбудил Барятинского.

— А сколько тебе, дед, нужно войска? — вопросил нимало не удивленный Барятинский.

— Куринского полка 3 батальона, — начал перечислять Бакланов, словно давно все продумал, — мой полк, дивизион драгун, сборный линейный казачий полк и 8 орудий.

— Бери и иди с Богом. Я же выйду к Мичику, открою артиллерийский огонь и этим замаскирую твое движение, — распорядился Барятинский и потянулся, усилием воли подавляя зевоту.

— Если обходную колонну откроют, — предупредил Бакланов, — на помощь не посылай. Сам выйду. А так — людей погубим. Если же все пройдет хорошо, к полудню жди — выйду им на фланг.

Учебная сотня и саперы выступили первыми и устроили заранее переправу. Остальные части в 2 часа ночи выступили из лагеря в Куринское, оттуда повернули и двинулись в тумане через лес.

Выбранная Баклановым тропа оказалась узка, но все же по ней можно было провезти орудие. Реки Мичик достигли до рассвета, 4 орудия конной артиллерии, 2 орудия пешей перенесли на левый берег на руках.

Чеченских караулов не опасались — пластуны их повязали спящими.

Следующим препятствием стал топкий ручей, тут уж сам Бакланов спрыгнул с седла, и снова переносили орудия на руках.

Дальше направление показывал проводник чеченец, который ехал меж двумя казаками. Бакланов с конницей устремился вперед, пехота еле поспевала за ним. Шли через Черный лес. В 10 утра вышли в орешник близ Маюртупа.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное