Гроза Кавказа. Жизнь и подвиги генерала Бакланова

В это же время, в 10 утра, в таком же тумане пехота и артиллерия (14 орудий) Барятинского начали обстрел чеченских позиций по ту сторону Мичика. Пули и гранаты осыпали Гурдали и завалы. Чеченцы охотно отвечали. 2 часа простояли первые батальоны под огнем, потери пока что были ничтожные. Чеченские пушки стреляли плохо, наши 12-фунтовые — гораздо лучше. Пули, прилетавшие за 350–400 шагов, если и попадали, то причиняли легкую контузию.

В полдень солдаты заметили на Гонзоле блеск штыков…

Доложили Барятинскому. Тот вгляделся и приказал бить в барабаны. Под мерный грохот 5 батальонов в колоннах с лестницами и фашинами, держа равнение, двинулись с горы, готовые атаковать чеченские позиции прямо в лоб.

Завороженные барабанным боем и стройным движением колонн, чеченцы высыпали навстречу и залегли в канавах по всему берегу Мичика. Огонь затрещал по всей их линии, меткие выстрелы выбили сразу несколько рядов русских солдат…

Примерно в час дня туман рассеялся, и все увидели, что в тыл чеченцев выходят войска. Крики злобы и отчаяния взметнулись над Мичиком…

Бакланов сквозь редеющий туман увидел, что вышли. Впереди перед ним простиралась поляна, на ней значки, Шамиль… Чеченская позиция тянулась по обеим сторонам Гонзолки, артиллерия стояла на той, дальней стороне. Надо бы сразу ударить по артиллерии, но Гонзолку обходить трудно, а берега ее круты. Решил бить на этом берегу, затем по броду идти за речку и напасть на чеченскую артиллерию.

В 1 7₂ часа пополудни Барятинский начал с фронта штурм чеченских позиций. Бакланов ударил с тыла и фланга. Часть чеченской конницы оказалась зажатой в углу между Мичиком и Гонзолкой и полегла в рукопашной. Чеченцы, отрезанные маневром Бакланова от долины, сразу побежали в лес. В бою, говорили, погиб наиб Эске, картечная пуля якобы попала ему в голову. Барятинский перешел через Мичик почти без потерь. Официально доложили о 10–15 убитых и раненых. Потом уточнили — 2 офицера и 9 солдат.

В полку Бакланова, судя по документам, погиб 17 февраля 1852 года казак Усть-Хоперской станицы Гаврила Сердинов.

Войска Шамиля оставили на поле боя 200 трупов. Подавляющее большинство убитых было из Дагестана. Погибли 2 дагестанских наиба и 1 пропал без вести. Лазутчики говорили, что всего у Шамиля потеря в 500 убитых, а раненых перечисляли так много, что им не верили.

«Мичик — наш», — отрапортовал Воронцов в Петербург.

Бакланов был представлен за этот бой к «Георгию» 3-й степени. Но получил всего лишь звезду Станислава 1-й степени.

«Георгием» наградили командира Кабардинского полка барона Николаи — он первым спустился по веревке в Мичик «о бок колонны». Его полк во время боя не потерял ни одного человека.

Еще раньше, 24 января, получили офицерские чины урядники полка № 17 Яков Денисов и Василий Сазонов.

На левом берегу Мичика, в углу, образованном Мичиком и Гонзолкой, русские поставили свой редут. Там постоянно находились батальон пехоты и 2 орудия. Смена проходила ежедневно в 11 утра. В редуте установили крепостные ружья. Обычные русские ружья били на 100–120 шагов. Чеченские кремневые винтовки — на 300–400 шагов. Зная об этом, чеченцы всегда смело подходили на 150–200 шагов, а тут их из редута стали из крепостных ружей «щелкать»…

На следующий день победители пожгли Аки-Юрт, Большие и Малые Гурдали и Мазлыгаш. На 7 верст разрушили завалы по берегу Мичика.

Автор «Истории 44-го Нижегородского драгунского полка» (он же биограф Бакланова) приводит факт, что в этом деле пехота оцепляла местность, а казаки «зачищали», — «то, что попадало внутрь этого круга, становилось жертвою казаков, беспощадно истреблявших все, что так или иначе могло послужить к выгоде и пользе неприятеля».

В сумерках стали отходить.

Офицер нижегородских драгун вспоминал такой случай из этого боя: «В полуверсте от нас на огромном кургане собралось около двух сот чеченцев, смотревших на наше отступление, — вспоминал участник Кавказской войны. — Мы также рассматривали в бинокль их лошадей, одежду и делали свои замечания. Вдруг Яков Петрович, в ответ на какую-то шутку одного офицера, обернулся к молодому уряднику, ехавшему сзади, и сказал серьезно:

— Видишь чеченцев? Скачи и скажи им, что господа офицеры просят их пожаловать к себе на чашку чаю.

Юноша молча повернул коня и, гикнув, полетел, как стрела, прямо к неприятелю.

Все остолбенели. Я (…) опомнился первый.

— Яков Петрович, — сказал я Бакланову, — вы так серьезно отдали приказание, а мальчик боится вас больше, нежели чеченцев: по его лошади видно, что он не остановится.

— Это мой сын, — отвечал Бакланов спокойно, — он не боится меня, а это просто разыгралась в нем наша донская молодецкая кровь. Ну, станичники! — крикнул он своему конвою. — Ступай, вертай его назад: я и забыл, что он не умеет говорить по-татарски…

Казаки, оправившись в седлах, опустили наперевес свои длинные пики и кинулись с такою решимостью, что горцы, предполагая атаку, мгновенно покинули курган и рассыпались в разные стороны».