Гроза Кавказа. Жизнь и подвиги генерала Бакланова

И донцы до недавнего времени на Кавказе не блистали — в особенности сравнительно с линейцами, которые были здешними уроженцами. С Дона полки приходили, наполовину составленные из молодых казаков первого года службы. Жаловались, что приходят казаки на плохих лошадях, скверно вооруженные и еще хуже обученные — редко кто может стрелять на карьере. Горцы презрительно звали донскую конницу «камышом» за длинные пики, столь же малоопасные для них, как обычный речной тростник. Дух упал. Подчинили казаков Департаменту военных поселений, стали шпицрутенами пороть. И командиры полков были соответственные — жаловались в станицах возвращавшиеся со службы казаки, что командир их, кроме сургуча, ничего не нюхал, а ему сразу — сотню, а то и полк. Брали их зачастую из гражданской части Войсковой канцелярии, они же «брались за полки только в чаянье негласных выгод».

Был случай, дали донской команде приказ — в атаку, а командир не ведет — у него в отряде все семейные, нельзя их вести на убой…

Пожалел. А они ему после службы на распускном пункте с экипажа колеса поснимали.

Докладывали Бакланову разведчики:

— Не ценят нас, не уважают. Нам говорили, что по-татарски здесь в горах казак — последний человек. Вроде байгушей. У карачаевцев так пастухов-одиночек называют.

И все же уроки службы не проходили впустую. За сражение при Гилли 3 июня 1844 года, в котором отряд генерала Пассека искрошил горцев, Донской № 38 полк получил в награду Георгиевские знамена. Да и ушедший недавно на Дон полк № 52 на Кавказе отличался неплохо. За бой под Внезапной 23 апреля 1844 года четыре казака получили Георгиевские кресты, есаул Стехин заслужил чин войскового старшины, а есаул Семилетов — Высочайшее благоволение. Есаул того же полка Краснянский за бой 12 апреля 1845 года при Ума-Хан-Юрте был награжден орденом Святой Анны 3-й степени.

Но донцы обучались воевать, когда подходило время возвращаться домой, и уносили с собою всю свою дорого нажитую опытность, уступая место новой партии «камыша».

К тому же на Кавказе донские полки действовали далеко не в полном составе. «Каждый адъютант, и вообще штабной офицер, — пишет историк Кавказской войны, — каждый прикомандированный гвардеец, даже полицейский пристав, провиантский и интендантский чиновник, мало того, каждый туземец армянин — служил ли оп переводчиком или был простым маркитантом, — непременно выпрашивал и получал казаков, которые и назначались к ним под видом драбантов, вестовых и конвойных.

Остальные казаки разбрасывались прямо по отдельным постам и укреплениям, где попадали под начальство чужих офицеров, мало интересовавшихся их нуждами. Таким образом, на глазах у всех исчезала и падала боевая казацкая сила; сотни, превращавшиеся во взводы, теряли свою самостоятельность, а вместе с нею утрачивали всякую энергию полковые и сотенные начальники; казаки же, предоставленные самим себе, гибли в одиночных боях под ударами горцев, десятками шли в лазареты или исчезали в госпиталях, где часто пропадали бесследно, так что полки возвращались на Дон иногда в двух- и много-много в трехсотенном составе».

Взять полк № 26. За 1846 год отчитался командир полка подполковник Кумсков: стоит полк в укреплении Воздвиженском, в полку 17 георгиевских кавалеров. Побег из полка за год — 1. Смертность: от обыкновенных причин — 6, от ран — 3, «самопроизвольно» — 20, убито — 16. Общая убыль за все время 94 казака, 2 младших урядника[21]. А полк на Линии стоял с декабря 1843 по 20 октября 1847 года.

По линейным казачьим станицам Донские полки стояли более-менее компактно, и на Лабинской линии их в кулаке держали, в полках налицо по 650–700 всадников. А те, что служили поближе к начальству, раздергивались. В полку № 28 в Темир-Хан-Шуре по списку казаков 558, налицо 344. В полку № 31 в Грузии казаков по списку 602, налицо 205, в командировках 381. Полк № 19 не успел прийти под Владикавказ, как сразу в командировки растянули 365 человек, налицо в полку остался 441[22].

Донец — степняк, горные теснины и леса место для него непривычное, климат чужой. Противостояли же донцу местные жители, вооруженные прекрасным оружием, приспособленным для боя именно в этих условиях, воинственные, отважные, и дело свое правым считали.

Победить в этой войне можно было, только воюя не хуже горцев. И Бакланов с присущей ему решительностью взялся казаков учить. Поначалу тяжело было — непонятно, за что браться.

Сотни стоят вразброс, а по тревоге выходят в половинном составе.

Офицеры не знают уставов, ни полевой службы, ни аванпостной. Денег дурных у молодежи много, с июня 1846 года жалованье на треть добавили. От скуки пошаливать стали. Как спать ложиться, в офицерских флигелях стрельба начинается. Думали, что это по пьяному делу — упаси бог! — дуэли, кои в военное время запрещены. Оказалось — ко сну отходят, свечи гасят.

— Василий, задуй свечу.

— Я уже лег. Сам задуй.

— Я тоже лег. Задуй, тебе говорят.

— Не, не хочу.

— Я сотник, а ты хорунжий. Задуй свечу.

— На меня, может, завтра приказ придет, я тоже сотником буду.