Весной 1836 года Засс «испросил» полк Жирова за Кубань на реку Чамлык. Раньше здесь всего полусотня донцов стояла, теперь весь полк понадобился. Поселил Засс казаков ниже Вознесенской крепости с расчетом, чтобы могли они отрезать путь отступления уходящим с добычей за Кубань хищникам, перехватить их даже на левом берегу. Станут те от линейцев убегать, кинутся в кубанские струи, и только на свой берег — а там их уже донцы ждут…
За месяц донцы построили укрепление — штаб квартиру. Строили по обычаю, как у себя на Дону деды-прадеды укреплялись: куча землянок, неглубокий ров, плетень с колючкой, ворота. Насыпали по углам барбеты. Поставили на них чугунные единороги.
Пока строили, лошади паслись над рекой под прикрытием дежурной сотни. Горцы все это дело видели.
3 июля казаки работы закончили. Лошадей увели в укрепление и поставили на коновязи.
В ночь на 4 июля 1836 г. явилась под укрепление партия горцев. Говорили потом, что было их «более 360 человек, самых отборных наездников из князей и узденей». Перешла эта партия Лабу и скрытно подошла под укрепление.
Горцы стали ниже крепости версты в полторы, в лесу, ждали, что казаки, как и раньше, выпустят лошадей, а они гикнут из лесу и всех угонят. И преследовать будет некому. Но ошиблись. Вернее, опоздали. Полк зашел в укрепление, и лошадей не выпускает.
Нарвался на засаду и весь погиб один разъезд из дежурной сотни.
Дежурная сотня обычно с восходом посылала разъезды вверх и вниз по реке версты на три, разъезды оставляют пикеты, остальные возвращаются.
4 июля Бакланов с сотней был дежурным. Сотня в амуниции, лошади под седлами. Солнце взошло. Утро (как и любое июльское утро на Кавказе) казалось душноватым, жарковатым. Разъезды выслали. Бакланов, поднявшись на насыпь укрепления, следил за ними. Один разъезд раньше ушел вверх по Чамлыку, на Вознесенскую, второй разъезд пошел вниз по реке. Наблюдал Бакланов, как перешли 15 казаков речку (кто ее Синюшкой звал, а кто Грязнушкой), и поднялись на высоты у Чамлыка.
На кургане разъезд оставил пикет из 3-х человек, сам спустился в балку, скрылся из виду. Со стены укрепления Бакланов видел, как пикетные треножат лошадей, пускают пастись, а сами собираются, говорят о чем-то. «Вот я тебе задам чертей!» — подумал Бакланов об уряднике, который не проинструктировал казаков, не предупредил, чтоб оберегались.
Вдруг — стрельба. Глянул Бакланов — вылетел из балки казак, гонит во весь дух, а за ним — погоня. Выносятся всадники из балки, и конца им не видно. Пикет — к лошадям, те шарахнулись. Метнулись казачки вправо-влево и — к Чамлыку, хорониться под крутым яром. Мелькнула у Бакланова мысль, может, это Засс со своими линейцами дурит, у донских казаков готовность проверяет. Но тут всадники, выносящиеся из балки, дали залп и свалили убегавшего казака с лошади.
— Дежурная сотня, садись!.. — кинулся Бакланов с барбета в укрепление, и в самом укреплении люди забегали.
А налетчики, сотни три, не меньше, всей громадной вереницей понеслись во весь мах, гикая и джигитуя, прямо на укрепление.
Подполковник выскочил из центральной землянки:
— Всему полку — тревога! — увидел Бакланова у ворот, — Далеко не отрывайся…
С ворот и со стены наши часовые стали постреливать, и ворота под выстрелами распахнулись.
Офицеры поднимали свои сотни. И Бакланов, выводя дежурную, расслышал:
— Чего это они?
— Не понял? За конями нашими приходили…
— Ты смотри! Еще бы на день…
Дежурная сотня во главе с Баклановым и младшим офицером хорунжим Поляковым, сев в седло, вылетела за ворота навстречу. Но когда вылетали, растянулись, а те уже в полуверсте от крепости, времени нет на перестроение. Отскочил Бакланов к крепости, под прикрытие стен, а наездники понеслись мимо него и стали стрелять. Дымом все заволокло, а пыль и так столбом стояла. Наши — кто спешился, а кто и с седла — в ответ ударили.
Потерь никаких. Хищники с левой стороны укрепление обскакивали, стрелять им не с руки, разве что из пистолетов.
Из дымной и пыльной невиди вынырнул один. Нос длинный и тонкий, как на иконе. Сверху перекладина насупленных бровей. Усы, бородка. Глаза из-под бровей и шлема сверкнули. Кольчуга легкая мелкой ковки из-под шлема спадает на плечи и гладенько все тело обтекает, шаровары коричневые с вшитой черной полосой. В руках ружье, шашка на темляке. Кобылка под ним кабардинской породы, темно серая, ножки в белых чулках, и храп бледно-розовый. Застыла на мгновение и пошла щелкать, выбивать из травы комья пыли. И пулей не догонишь.
Трах! Бах! Мимо…
Последние черкесы проскакали мимо и скрылись в зарослях на берегу. Бакланов взмахом шашки рассыпал сотню в лаву, знаком указал нескольким ребятам съездить посмотреть, что там в зарослях делается. Для засады место удобное…
Поехали казаки, приостанавливаясь и в седлах привставая. Долго ехали. Потом разом коней поворотили. Бакланов подобрался… Нет…
— Они переправляются!..