Гроза на востоке

Крестьяне стали сомневаться в мудрости Эдрика после нереализованных обещаний рассмотреть вопрос об освобождении «зависимых» вместе с землей, но дело увязло в королевском совете, а после трагических событий в Александрете два года назад на нем и вовсе поставили крест.

Все понимали, безвозмездной передачи наделов крестьянам не будет. Самые прозорливые и образованные из селян открыто говорили о том, о чем молчали в совете: король так испугался, что мятеж Рейнхарда повторится в большем масштабе, что оставил все, как есть, на откуп господам. Теперь крестьяне вечно останутся рабами своей земли, все слова о равенстве и справедливости король оставил лишь на списках прожектов.

Дворянское сословие полагало ровно обратное. Все – от столицы до дальних обедневших пограничных замков – были потрясены тем, с какой жесткостью было подавлено выступление Рейнхарда. Как четко и долго преследовались его соратники, сторонники благой мечты – восстановления Империи Солнца. Многие считали это делом рук эльфов, которые не могут простить рыцарству развязанной войны пятнадцатилетней давности. Главным агентом эльфов считали Рууда, его ненавидели самые влиятельные и родовитые фамилии. Зато мелкие ремесленники, жители городов, среднее купечество и даже часть крестьян видели в канцлере сопротивлявшегося всему старому совету борца. Того, кто, снизойдя с аристократических высот, узнал жизнь простых людей. Многие молодые дворяне открыто восхищались новым канцлером.

Мелкое купечество было недовольно не столько крестьянскими выступлениями, уничтожавшими их караваны и склады, сколько твердолобой ущербностью большинства местных баронов, в руках которых по-прежнему была провинциальная власть. Большинство рыцарей оставались недалекими, необразованными местечковыми вымогателями. Наиболее же влиятельных торговцев раздражала внешняя блокада южных стран, значительно ударившая по их доходам. Самые богатые купцы, не скрываясь, называли Эдрика королем-пораженцем. Говорили, что корона должна дождаться молодого и сильного завоевателя, который с оружием в руках вернет былую славу и мощь Эрафии, особенно когда нойонская гиена вновь поднимает голову.

В этом им сочувствовало и духовенство. Церковь Велеса, особенно близкие канцлеру круги, не могли простить Эдрику оскорбления в Клекстоне год назад, когда он предпочел отдать руку своей дочери какому-то авлийскому шпиону, а не герцогу Рууду. К тому же ожидаемые уступки по крестьянскому вопросу неизбежно вели к переделу земель, а Церковь Велеса была крупнейшим землевладельцем и арендатором в центральной и южной Эрафии. Королем были недовольны все, и Бэдивер видел, что этот котел может взорваться. Советнику не хотелось быть сметенным этим взрывом.

Он уже давно думал о том, как спустить пар, а после начала блокады и усиления слухов о неизбежном вторжении нойонов ему удалось легко найти общий язык с канцлером, прежде относившимся к нему весьма прохладно. Они составили план военной кампании «Прорыв».

Суть была в том, что после нападения нойонов, если оно произойдет, Арагон сразу выбьет их из южных провинций и погонит обратно к проклятым Пепельным Горам. Тогда, следуя за армией титанов, эрафийские силы смогут нанести удар по союзникам темной стороны из Фолии и Таталии.

В общем, заседание совета шло бойко. Кто-то хотел двинуть всю армию Оррина, стоящую у южных границ, кто-то призывал созвать рыцарское ополчение, но здравый смысл все-таки возобладал. Стало ясно, что война с варварами – это необходимая защита, но без особой выгоды. Долгая и упорная война могла спасти скудные урожаи и часть избыточного населения восточной провинции, разблокировать часть торговых путей, но все это ценой огромного количества жизней, а кто тогда будет решать таталийский вопрос – интересовались представители первой купеческой гильдии.

Все понимали, что на Арагон в деле борьбы с южными соседями рассчитывать нечего. Магам нет дела ни до их доходов, ни до их торговли. Тогда на совете неожиданно появился канцлер Рууд.

Он был бледен как смерть, но в суждениях резок как огонь. Герцог произнес гневную отповедь торговцам и высшим дворянам, которые «считают барыши в своем кармане, не задумываясь о той страшной цене, какую приходится платить всему народу за каждый час их промедления!».

– Вы обсуждаете проценты и недостачи в зале королевского совета, где всегда было принято говорить на языке высокой морали и нравственности!

Канцлер говорил громко, с придыханием, эмоционально и ярко. У суровой гвардейской стражи выступали слезы на глазах, когда Рууд описывал доблесть эрафийской армии, мужество людей в восточных пограничных крепостях.

– Они сейчас героически сражаются с врагом, тогда, когда вы, не пролив и капли своего пота, делите мир у них за спиной! – гневно указал Рууд на новых членов совета.

«Какой артист, ведь твоя подпись стоит под планом вторжения в Таталию», – подумал Бэдивер.