Гроза над Бомарзундом (СИ)

— Судите сами. Самых толковых перекинули на «Чародейку». Кого поплоше на «константиновки», компенсировать потери после боя с «Дюком Веллингтоном». Остались, можно сказать, одни гребцы. Камни ворочать, землю носить, в крайнем случае топором махать еще могут, но к пушкам надобны люди более или менее развитые. Акулов просил дать из числа морской пехоты…

С одной стороны, отличившийся в перестрелке с британцами мичман был прав. Добрая половина бывших абордажников еще недавно числились вторыми и третьими номерами в артиллерийских расчетах и, по крайней мере, знают, что делать с пушками. С другой, все они скоро понадобятся мне на островах…

— Передай Акулову, пусть учит тех, кто есть. Справится, станет лейтенантом.

— Так вы его и так произвели…

— Что, правда?

— Вчера, после седьмого по счету тоста «за дружбу народов», если не ошибаюсь.

— Вот, черт, — поморщился, восстановив в памяти обстоятельства.

Строго говоря, это косяк. Очередные чины господам-офицерам жалует непосредственно государь-император. Исключения, конечно, случаются, тем более что такое право есть у главнокомандующих. Но им стараются не злоупотреблять. Ибо чревато. С другой стороны, парень и впрямь отличился, так что Николай Павлович в претензии не будет. Ну по крайней мере мне так кажется…

— Семь бед — один ответ! Управимся с Бомарзундом, никто и не вякнет. Что там еще?

— Орудия с «Валчера»…

— А что с ними?

— Проведя тщательный осмотр, артиллеристы пришли к выводу, что после испытаний они могут быть вполне пригодны.

Что же, пушек там всего шесть, но все крупного калибра, которых у нас вечный дефицит. Станки по большей части сильно обгорели и нуждаются в замене или, по крайней мере, ремонте, но это не такая уж проблема. Справимся.

— Кроме того, местные купцы собрались и на свой счет занялись подъемом орудий и снарядов с «Одина». Только что доложили, за утро им удалось поднять первые орудия, включая одну бомбическую десятидюймовку, две 32-х и одну 68-фунтовую пушки.

— Отлично! — обрадовался я, заметив вестового, принесшего мне, наконец, кофе.

Пахло от него просто одуряюще, и я с удовольствием отхлебнул из маленькой чашечки ароматный напиток. Внутри сразу стало легче, в голове немного прояснело.

— Есть еще что важное?

— Нет. Хотя одна местная дама желает подать вам прошение.

— Прям дама?

— Какой город, такие и дамы, — усмехнулся правильно понявший меня адъютант. — Она и сейчас ждет.

— Ну, раз так, пусть войдет.

Надо сказать, что Лисянский напрасно иронизировал на счет посетительницы. Понятно, что для него «дама» — это женщина, безусловно принадлежащая к высшему свету, а наша просительница явно относилась к мещанам. Но при этом она была недурно сложена и обладала приятными, хотя и простоватыми чертами лица. Впрочем, благородные профили у финнов встречаются не слишком часто.

— Прошу вас, — замялся я, тщетно пытаясь вспомнить, как обращаться к представительницам прекрасного пола по-фински. — Мадам…

— Мисс Энни Элизабет Оуэн, — представилась она на безупречном английском языке, присовокупив к нему довольно изящный для простолюдинки книксен.

— Так вы англичанка… Что ж, давайте пообщаемся на языке Шекспира. Какое у вас ко мне дело, сударыня?

Барышня тут же сунула руку в белой перчатке в светлый замшевый ридикюль и я, по правде сказать, немного струхнул. А что если это террористка? Вообще-то на Руси-матушке такое явление пока не распространено. Но вот в безбожной Европе уже постреливают. Однако вместо револьвера она достала немного помятый конверт и, сделав еще один книксен, протянула его мне.

— Мадемуазель, — поморщился я от перспективы разбирать чужие каракули. — Не могли бы вы вкратце объяснить, какое несчастье привело вас ко мне?

— Мой жених уже который месяц в тюрьме, милорд, — глаза просительницы подозрительно заблестели. — Я чужая в этой стране и мне некого просить о помощи. Все, что мне остается, это уповать на ваше великодушие…

— Полно, сударыня, кажется, дело немного прояснилось. Насколько я понимаю, он ваш соотечественник? Было бы крайне любопытно узнать, что именно он натворил….

— Ничего, клянусь всем святым, что у меня есть! Единственное, в чем он виновен, так это в том, что имел несчастье родиться подданным Британской королевы! И, ваше высочество, Вильям — шотландец из древнего дворянского рода.

«Знаем мы таких „благородных“. Шпионил небось?» — мелькнуло в моей голове.

— Нет! — с негодованием воскликнула дама, каким-то образом понявшая мои мысли. — Он просто инженер! Работал на здешних верфях…

— Вот оно что. А у вашего Вильяма есть фамилия?

— Крейтон. Вильям Крейтон, эсквайр.

— Что? — удивился я, и в голове как молоточками застучало. «Або. Крейтон». Это же предприятие, которое в числе прочего строило миноносцы типа «Циклон»…

— Где, говорите, ваш избранник?

— В Петербурге. Ходят слухи, что он томится в какой-то страшной Петропавловской крепости. Узнав об этом, я хотела немедленно выехать туда и броситься к ногам его величества, но дела не позволили моему отцу покинуть Або. Теперь же…

— Что-то еще произошло?