Гроза над Элладой

— Мне надо подумать, — сказал он, крепясь изо всех сил. — Я не вижу своей выгоды в предательстве. Семья откажется от меня в ту же секунду, когда узнает о моей измене, друзья отвернутся, а в лице этеров Брети я обрету могущественных и непримиримых врагов.

— Не надо трусить, малыш, — благодушно промолвил Литапаст. — Благодаря твоим разоблачениям, я стану архистратегом союзного войска, и Ритатуй Брети не посмеет враждовать с моим доверенным человеком, каким будешь ты с этого мгновения. Твоя семья будет гордиться тобой. Гортензий, что там за шум? Сходи, разберись!

— Стратег, ты говоришь о своём назначении, как о чём-то решённом, — засомневался Кан, — а ведь это совсем не факт.

— За меня уже сейчас стоят фиванцы, этолийцы и локры. Когда обман Ритатуя откроется, а Гортензий доложит о том, что я знаю всё о вражеском войске, на мою сторону встанут все остальные. Но если ты, маленькая дрянь, откажешься от моего предложения, Гортензий с охотой свернёт тебе шею, — прошипел Бореа, сузив глаза и оскалив зубы, — очень ты ему не нравишься! Хватит тянуть время, пора решаться!

Кану стало очень страшно, он совсем, было, пискнул: «Я всё расскажу, господин!», но внезапно перед его взором встали толпы униженных изгнанием беженцев, атлантский лагерь, огненной петлёй захлестнувший в ночи потерявший надежду Коринф, заплаканные глаза Висы… Кто может остановить вражеское нашествие? Вот этот самоуверенный хлыщ? Нет! Вилена остановит только Ритатуй, и никто другой…

И глядя прямо в пылающие угрозой глаза Литапаста, юноша вытолкнул из себя с решимостью самоотречения:

— Ничего я тебе не скажу! Слышишь ты?! Ни-че-го!

С минуту командующий конницей молча сверлил мальчишку взглядом, а потом сказал с беспощадной уверенностью:

— Это мы сейчас проверим на деле, малыш. И мне кажется, что через несколько мгновений ты передумаешь. Эй, Гортензий!

— Я здесь, стратег! — браво отрапортовал сотник, спиной вперёд влетая в шатёр.

Следом за ним под своды шатра вступили сыновья Тенция Норита: Фидий, Торит и Гифон.

— Я Фидий Норит, десятник сотни Априкса тысячи Тенция Норита, командир задержанного тобой Канонеса Норита, стратег, — хмуро представился старший. — И мне хотелось бы знать, какое обвинение предъявлено моему подчинённому. Это первое. А ещё мне интересно, почему меня не пригласили на задержание. Гифон, развяжи меньшого, Торит, приглядывай за верзилой; будет дёргаться — сломай ему челюсть.

Литапаст встал с кресла, расправил плечи и с нескрываемой насмешкой посмотрел Фидию прямо в глаза.

— Это хорошо, что ты пришёл сам, десятник, — сказал он спокойно. — Твой подчинённый, Фидий, был заподозрен в попытке дезертирства из армии города великой Афины. При первой попытке задержать его он взял Гортензия в заложники и сбежал, — он подмигнул Фидию и издевательски добавил. — Опасаясь повторного бегства, я был вынужден, повторяю, вынужден несколько отступить от правил. Можешь не сомневаться, после предварительного допроса я обязательно пригласил бы тебя.

— С каких это пор подозрение в дезертирстве превратилось в такое опасное преступление, что подозреваемый нуждается в аресте? — подал голос Гифон, в гимнасии бывший круглым отличником, в отличие от своего близнеца, преуспевавшего, как правило, только в физических дисциплинах. — Ты нарушил не правила, стратег, а закон и воинские традиции города великой Афины. Подозреваемого в попытке дезертирства на суд приводит его десяток, и приговор приводит в исполнение один из товарищей преступника, чтобы смыть позор с сослуживцев.

— Одним словом, до встречи на суде, стратег! — подвел итог разговору старший сын Тенция и подмигнул Литапасту. — Когда он намечен?

— Завтра в полдень, — ответил Литапаст. — Твой брат предстанет перед судом тысячников; я, как военный судья, так решил.

— Договорились, — кивнул Фидий. — Да, прикажи своим телохранителям расступиться, а то придётся набирать новую охранную сотню.

Гортензий высунул голову из шатра и отдал соответствующее распоряжение. Кан вышел наружу и угодил в объятья Леона и Кула, а потом под одобрительное и завистливое гудение маленького отряда освободителей ему на шею бросилась зарёванная Венета. Отряд сплотился вокруг освобождённого, крепко обнимающего свою нежданно обретённую любовь, и направился восвояси. На глаза Кана невольно наворачивались слёзы благодарности, и чтобы совсем не раскиснуть, он окликнул своего первого соратника:

— Эй, Алам! Кто-то мне обещался лавровый венок дать поносить! Почему я его не вижу?! Неужели заныкал, зараза?

— На фига тебе мой венок, счастливчик?! — отозвался дерзкий Алам. — У тебя свой есть — вон, как вокруг пояса оплёлся! Если хочешь, я готов обменяться.

— Ага, щаз! — Кан прислонился щекой к голове Венеты и тихонько спросил на ушко. — Кстати, а где Кэм?

— Он ушёл к Ритатую, — сказала Венета.

У костра Норитов сводный отряд распался.

— Наш привет дядюшкам Изолию и Адаманту! — крикнул вслед друзьям десятник Фидий, потом перевёл взгляд на младшего брата и добавил. — Ну, рассказывай!