Гроза над Элладой

— А чтобы пресечь их шуточки у меня за спиной!!! — обиженно заявил командующий обозом. — Мало того, что я у них на глазах от жажды маялся, так ещё тот, кто это со мной проделал, безнаказанным остался. Кто после такого мои приказы начнёт выполнять, я вас спрашиваю?! В общем, присудите мне право на расправу.

Басилевс переглянулся с Якхиксом, бросил взгляд на Тесея, на представителя коринфского тирана…

— Я думаю, это требование справедливо, господа тысячники, — обронил он величественно.

— Розги моему младшенькому не помешают, — поддержал своего басилевса принципиальный тысячник Тенций Норит.

— А я, как верховный судья военного времени, требую за превышение своих полномочий, приведших к страданиям его непосредственного командира, ставить подсудимого в первый ряд во всех сражениях этой войны, — добавил Литапаст, язвительно ухмыляясь в лицо Кану и его друзьям. — Раз уж он такой великий герой…

— Для Норитов это не наказание, а честь. Спасибо тебе, стратег, — снова подал голос Тенций, и тысячники поддержали коллегу одобрительным гомоном.

С судебной площадки Нориты вслед за Ритатуем переместились к шатру командующего обозом, где, к полнейшему изумлению Кана их уже поджидал наиболее яркий представитель поэтичного фракийского народа с двумя розгами в могучих руках.

— Ты чего это тут примостился, Орфей? — опасливо полюбопытствовал подсудимый.

— Так стратег Ритатуй спрашивал, кто желает привести приговор в исполнение, — с любезной улыбкой ответил певец, — я и вызвался. За обиды надо расплачиваться, дружок!

— За какие ещё обиды, дружище?! — взвился Кан. — Я же вас в десяток привёл, заступался за вашу парочку себе в ущерб!

— Да? А кто про мою любимую ляпнул, что у неё под хитоном смотреть не на что?! Не нужно лишних слов, дружище, прошу в шатёр! — и Орфей согнулся в шутовском поклоне.

— Я тебе, фракийская скотина, припомню это! — зловеще пообещал грозный Кул Изолид, а Торит и Леон одарили соратника такими взорами, что у Эвридики настроение испортилось окончательно.

— Это я его разозлила, — попыталась она перевести злопамятность Норитов на свою персону, надеясь, что девушке благородные афиняне мстить не будут.

— Ох, мамочка родная! — донёсся из шатра полный страдания голос Кана. — Нельзя ли полегче, дружище Орфей?! Ай-яй!

— Семь, восемь, девять…  — хладнокровно отсчитывал удары стратег Ритатуй. — Ну, ладно, довольно с него.

Столпившиеся у шатра охранники Ритатуя сочувственно похлопывали по плечам и спинам братьев и друзей наказуемого, крутили головами из стороны в сторону, явно не одобряя зверство фракийца. Орфей вышел из шатра первым, он вынес доспехи и оружие подсудимого. Следом за ним появился Кан в мокром хитоне, по спине которого расползлись красные полосы. Венета и Эвридика бросились к нему, но он отстранился от них, выставив перед собой руки:

— Не нужно пока меня трогать, красавицы, — слабым голосом проговорил он.

— У тебя ещё хватило наглости пачкать доспехи моего брата своими грязными ручонками, палач?! — брезгливо бросил фракийцу Фидий Норит. — Немедленно передай их воинам нашего десятка, в котором вы с Эвридикой больше не служите. Свои манатки можете забрать, и чтоб я вас больше не видел. Встречу — убью!

— Фидий, он же уже запачкал доспехи, — простонал Кан, опираясь рукой на плечо коринфянки. — Пускай тащит, змей подколодный… Кэм на выборы уже утопал?

— Я уже сомневаюсь, что он проголосует за Ритатуя, — всхлипнула Венета.

— Да что вы ноете надо мной раньше времени?! — героически воскликнула юная жертва судебного произвола. — Меня ведь всё-таки не до смерти забили, Орфей, конечно, злой волчара, но до отца ему далеко.

До родного костра было уже рукой подать, когда пострадавший слабым голосом подозвал своего палача и велел подать ему новый хитон — подарок Ритатуя. Орфей деловито бросил наземь доспехи Кана и развернул обновку. Хорош был хитонец — тонкий, полупрозрачный, с каймой красного и синего цвета по подолу и по вороту.

— Испачкаешь обновку, — намекнул Гифон, с почтением разминая пальцами нежную, но прочную ткань.

— Ерунда! — бодро ответил Кан и скинул старую одежду.

Десяток Норита ахнул, когда их товарищ наклонился и явил взорам свою чистую, абсолютно неповреждённую спину. Орфей заливался неудержимым хохотом, положив руку на плечи Эвридики и склонив голову к её шлему.

— Всех обдурили, значит…  — зловеще протянул грозный десятник. — Значит, такие мы артисты, да?

— Все претензии предъявляй Ритатую, брат, — Кан просунул голову в воротник элегантного нового хитона и скорчил безвинную мину на бесстыжей своей рожице. — Больно-то надо было изображать первоклассника на первой порке! Но против дядюшки Ритатуя не попрёшь, а то ведь по правде выпорют. Да не чахлый фракийский соловей, а могучий тысячник афинского ополчения. Эвридика, а у нас в котле каша осталась?