Гроза над Элладой

— Бывает, — кивнул Герт. — Мы тебя предупреждали, что шестой когопул…

— Ну, это ещё, куда ни шло, да вот младший мной…

— Что младший?

— Мудрит чего-то, весь десяток за него заступается. Видать, снова не на высоте оказался.

— Кто? — изумился Герт. — Кан?

— Ну да. Сами подумайте — разве может такой сопляк прорвать фалангу? Ясно, что нет, а все в голос… выгораживают, видать.

— Не знаю, как насчёт твоего — заметил Кэнт, заговорщически подмигнув помощнику — но я знаю одного сопляка, который сумел удержать от бегства всб фсалийскую конницу, и впридачу, зарубил и затоптал конём восьмерых вражеских всадников.

— Что ж — не спорю — бывают парни хоть куда. Леона, вон, моего возьми…

— Кэнт говорит о Кане, Норид, — сказал Герт, отбрасывая всяческую дипломатию. Твой младший сын сыграл немалую роль в том ночном бою, когда мы ополовинили конный когопул.

— Кто? — Тенций посмотрел на микенца с опаской, будто на помешанного. — Кан?! Мой младший — лентяй и трусишка, за которого всю жизнь заступаются браться, остановил целую армию? Великие Олимпийцы, ты сошёл с ума, Герт, или тебя обманули, провели, как меня сегодня! Ты сам это видел?

— Видеть не видел, но мне рассказывали.

— Рассказывали! — фыркнул Тенций. — Набрехать можно, что хошь! Поверьте мне — я лучше знаю своих сыновей. Младший только трепаться горазд!

И в этих словах было столько непоколебимой уверенности, что даже Герт, лично видевший Кана в деле, невольно засомневался.

— Вот погодите — попомните мои слова; хлебнём мы с этим охламоном! — закончил Тенций.

Литапаст ворвался, запыхавшись в шатёр Эгея.

— Вот! — торжествующе выкрикнул он, и с гордым и таинственным видом аккуратно, даже через чур аккуратно положил на походный столик вощённую дощечку, исписанную мелкими буковками.

— Что это? — басилевс лениво потянулся; после сытного ужина и несколько чаш отменного винца заниматься делами ему вовсе не улыбалось. — Опять что-то в Афинах?

— Нет, не в столице, здесь, в нашем победоносном войске измена! Эх, говорил я тебе, блистательный, говорил! Предупреждал, не верили! А она — измена — вот, на столе лежит!

— Измена? На столе? — Эгей усмехнулся. — Ты слишком разгорячён, Литапаст. Измена не вещь, измена — действие, которое следует карать беспощадно. А разве можно покарать эту щепку?

Как ни был взвинчен царский советник, однако после этих слов, он быстро взял себя в руки, хотя лихорадочный румянец ещё полыхал на его холёном правильном лице крупного вельможи.

— Ну, успокоился?

— Да, царь.

— Тогда давай, не торопясь, по порядочку…  — и правитель города Афины широко и сладостно зевнул.

— Помнишь того мальчишку — младшего выродка кузнеца Норита?

— Того, которого выдрали по просьбе Ритатуя? Как же, помню. Вот ведь щенок, а?! Так напакостить родному отцу! Бедняга Тенций на суде был какой-то зелёный! Видать переживает за своего непутёвого пащенка… Ну, дальше.

— А помнишь, каких басен наговорил нам этот сопляк, когда я прямо обвинил его в измене?

— В общих чертах. Но какое это имеет отношение к дощечке с писаниной?

— Сегодня, один из десятков, несущих караульную службу перед нашим лагерем, наткнулся на атланта, нёсшего это письмо. Посланец — здоровенный детина оказал бешенное сопротивление, но в конце концов сдался. Его вместе с письмом привели ко мне, и я тщательно допросил этого быка. Туп, как пень, но немного понимает по-нашему и даже, хотя и с трудом, говорит. Служит гонец телохранителем самого Вилена. Полторы недели назад у них в шатре появился ахеец мальчишка. Долго беседовал с командующим, потом куда-то ненадолго исчез. Вернувшись, получил в подарок доспехи сотника Белых Султанов, поужинал и лёг спать. На следующий день этому самому телохранителю и командиру конного когопула был отдан приказ подготовить мальчишке ложный побег. Они дали ему лучшего коня и отпустили, как было велено. Сегодня вечером Вилен вызвал своего телохранителя и дал ему это письмо, приказав перенести его через дозоры и зарыть возле одного из высохших источников, а также проследить, кто его возьмёт. А взять его должен был всё тот же мальчишка ахеец.

— Ну и что из всего этого следует? — спросил заинтригованный, но мало что понимающий басилевс.

— Я не узнаю тебя, царь! — воскликнул советник. — Ведь единственный мальчишка-ахеец, побывавший в шатре Вилена — это Кан Норит. У него же, кстати, имеется и великолепный конь, которого он, будто бы, хитростью выманил у Вилена, и золочённые атлантские доспехи!

— Так-так-так-так… кажется, начинаю понимать! Значит, щенок Тенция — изменник? Так выходит?

— Приклоняюсь пред твоей проницательностью, царь! Никаких сомнений — Кан Норит предатель и заслуживает справедливой кары за измену. Однако мы не можем казнить этого пройдоху.

— Почему это не можем?! — возмутился Эгей. — Ещё как казним!