Гроза над крышами

И он многословно и нудновато, с кучей ненужных подробностей принялся повествовать, как в пятнадцать лет пересекся с девчонкой тринадцати годочков и уже через три дня убедился на сеновале, что она и жаркая, и распечатанная, что неудивительно: одна из самых красивых девчонок в немаленькой деревне, парни за ней табуном ходили, так что выбор у нее был богатющий. И они три года любились в укромных местах, он за первый год влипал в добрую дюжину прежестоких драк, пока не убедились, что они друг другу верные, и не отстали. А на четвертый год они свадьбу сыграли, о чем нисколечко не жалеют и двух детей растят в согласии...

Походило на то, что с женой он живет душа в душу и рад рассказать свежему слушателю свою подробную историю, но как раз

это было уже неинтересно. Другое заинтересовало, и Тарик, улучив паузу в излияниях рыбаря, спросил:

— Что же у вас при таких вольностях, при том, что девчонки начинают с двенадцати годков, они и не тяжелеют? Плохо верится...

Неужели и эти деревенские пентюхи прекрасно разбираются в опасных и безопасных днях? Не могут же они пользоваться аптечными снадобьями против тяжести? Те стоят дорогонько, так что не каждый даже Цеховой может их себе позволить, и тут вся надежда на расчет безопасных дней. Уж деревенским такие траты не по карману, за исключением богатеев, бывающих в городах, — да и какой Цеховой аптекарь поедет со своими недешевыми снадобьями в деревню, если ему и в городе живется денежно? В деревню ездят, чтобы купить там что-то подешевле и продать в городе подороже — что далеко ходить, взять Тарикова папаню или родителя Бубы-Пирожка, хотя у того другое...

— А супротив этого, чтоб вы знали, с незапамятных времен в деревне средство есть безотказное, — охотно пояснил рыбарь. — Знахари и знахарки его варят. Берут почки и листики... — он глянул на Тарика с исконно деревенской хитроватостью, — ну, всякие почки и листики, сорванные не когда попало, а в особенные дни, а то и ночи, цветики добавляют разные, сушеные и свежесорванные, отвар из пузырей особенных озерных рыбок... В общем, как они все это готовят, знают они одни — на то они знахари и знахарки. И вот стоит девке такого питья заглотить — ни за что не затяжелеет. И денежку берут очень даже скромную. Городские мастера, что всякие зелья делают — не упомню, как по-городскому именуются, — до сих пор людишек своих подсылают, чтобы выведать, как питье готовится, норой не то что серебром — золотом трясут-звенят. Только ни с чем восвояси убираются: деревенские тайны не положено чужакам вы давать. Испокон веков говорится: ежели знахарь или там знахарка чужакам тайны продаст, неважно которые, — разные беды на них посыплются, умение свое могут потерять очень даже запросто. А у вас в городе как обходятся?

— Есть и у нас люди, которые умеют делать такие зелья, — сказал Тарик. — И за смачную денежку продают. Только это не знахарство, а ремесло вроде вашего или всякого другого.

— Ух ты! — изумился рыбарь. — Правду говорят: в городе нету умений, а заместо их есть ремесла. Не зря ж говорится в поговорке: городские и таракану башмачки по ноге изладят...

Разговор принял приятственный оборот. Хоть и считается, что на некоей невидимой лестнице деревенские стоят на ступенечку, а то и на две пониже городских, Тарику по его годам не полагалось вести взрослые разговоры о серьезных вещах (некоторое исключение — худог Гаспар и его гости-студиозусы, но и они видят в Тарике не более чем Школяра). А рыбарь говорил с ним как со взрослым, про взрослые дела, и это приятно гладило душу...

Жалко, разговор свернул в другую сторону — рыбарь принялся обстоятельно повествовать, как он с пятнадцати годочков не просто жулькался, а форменным образом женихался со своей Камалитой, как они укрывались по укромным местечкам и в деревне, и в лесу, как он предусмотрительно прикупил («я уж тогда с отцом вовсю рыбалил, и долю он мне давал хорошую») целый гарнец помянутого питья («надобно вам знать, оно хоть год будет стоять в теньке — не скиснет и не испортится»), как деревенские парни поняли в конце концов, что тут не просто жульканье, а жениханье, и перестали затевать драки из-за Литы, признав за рыбарем на нее права. Вот это уже было скучновато.

— А у вас, господин городской, поди, давно есть девчонка? — спросил рыбарь. — Вы из себя видный, и птушек вон сколько! Что-то они да означают, я так думаю...

Ничего не ответив, Тарик напустил на себя вид загадочный и малость горделивый — пусть понимает как знает. Не было у него девчонки два с половиной месяца, с тех пор как Мелита с родителями уехала в пристоличный городок. Грустно и жалко... Они уже целовались вовсю и вольностями баловали, так что Тарик всерьез надеялся, что дело дойдет и до жульканья. Но, поди ж ты, родитель ее решил, что в городке, где хороших гончаров почти нет, у него пойдет денежнее, чем в столице...