Гроза над крышами

Справа послышался деревянный стук, словно на кухонный пол уронили невеликую вязанку поленьев. Тут уж Тарик не вытерпел, обернулся в ту сторону — как и остальные Школяры. Даже пороль-щик, казалось дремавший с открытыми глазами, встрепенулся и вытянул шею, приглядываясь...

Провинившийся Титор распростерся на полу, закатив глаза и нелепо откинув руку. Те, меж которыми он сидел, отодвинули стулья так далеко, насколько удалось.

— Ну и слабачки у них в Школариуме... — засмеялся Брюзга. Потряс большим бронзовым колокольчиком и, когда вбежали двое служителей, распорядился: — Вытащите этого пестователя неучей в коридор... и дайте понюхать «вонючей соли», что ли. Я с ним потом поговорю. А ты, пентюх... — он смерил неприязненным взглядом застывшего в круге Школяра, — ступай к той вон лавке! Не ошибешься, она тут одна такая. Если тебе в голову не вложили ума, следует попытаться с другого конца... Живо передвигай ноги!

Школяр поплелся к «кобыле», где оживившийся порольщик посоветовал ему громким шепотом, слышным всем в зале:

— Спускай портки, недоразумение, ложись проворненько...

— Ис размаху; с оттягом, как следует! — громко напутствовал Брюзга. — Дюжину горячих — все что могу... к превеликому сожалению!

По исполненной злобной радости физиономии поролыцика видно было, что он не нуждается в напутствиях, наоборот, рад, что наконец-то нашлась работа — вполне возможно, впервые за очень долгое время... Розга свистнула в воздухе, обрушилась на толстый голый зад — и провинившийся заорал благим матом, будто его резали, и орал, не переставая, в промежутках меж звонкими ударами, а уж когда следовали удары... Хорошо Наставникам, они могли не сдерживать презрительных усмешек, а вот Тарик таковую величайшим усилием сдержал, как, несомненно, и остальные Школяры: орать под розгами означает выставить себя на несусветный позор и заработать унизительную кличку «Размазня». Даже Птенцы моментально усваивают: оказавшись брюхом на «кобыле», следует стиснуть зубы и терпеть, иначе уважать не будут, в игры не станут принимать, к доверительным беседам не допустят. Вполне может оказаться, Папенькино Чадо пороли впервые в жизни. Одно слово — Размазня...

Вскоре наказанный поднялся, натянул штаны, охая и кривясь. Злоключения его на этом не кончились: Брюзга величественно простер болтавшуюся в просторном рукаве костлявую руку, и в тишине упало страшное слово:

— ИСКЛЮЧЕН!

Служитель бросился к хнычущему Размазне, проворно расстегнул пуговицы школярского кафтанчика, половину при этом оборвав, содрал кафтанчик и выжидательно замер.

— Вон! — загремел Брюзга.

Размазня потащился к выходу, хныча и роняя сопли. Тарик смотрел на него безо всякого сочувствия: ни бельмеса в самом простом лекционе, зато благодаря папенькиным денежкам полную грудь золотых сов нахватал, жирдяй! Последствия печальные: исключенному Школяру уже не получить бесплатно Грамоту Подмастерья, папаше придется выложить за нее большие деньги — а значит, он уже самостоятельно выпорет отпрыска так, что школярская порка покажется нежной лаской. Тарик имел все основания гордиться собой: вот уже год его пороли в Школариуме исключительно за проказы, и то когда он бывал неопровержимо уличен (а такое с битым Школяром случается раз через пять на шестой, если не реже), — а это только прибавляет уважения в глазах соучеников...

гонга! И голос служителя:

— Тарикер Кунар, Шестой Школариум!

Не стоило, конечно, врать, что к кругу Тарик шагал без малейшего волнения, но и никакого трепета, свойственного нерадивым, не испытывал — как-никак четыре заслуженных золотых совы и пятое испытание. И все равно нет такого Школяра, который совсем не волновался бы...

Быстро перебрав совершенно одинаковые фишки (иные хвастают, будто умеют на ощупь определять знаки лекционов и не брать те, которые знают хуже, — но ведь врут), Тарик вынул первую попавшуюся и, не заглядывая в нее согласно строгим предписаниям, показал Наставникам, потом положил перед Брюзгой гладкой стороной вверх.

— Итак... — протянул Брюзга. — Устройство жизни...

Тарик возликовал про себя — уж тут-то он в грязь лицом не ударит...

— А расскажи-ка, Школяр... — начал Брюзга с умышленной расстановочкой. — На чем зиждется жизнь королевства?

Вот уж нисколечко не встревожил! Набрав побольше воздуха в грудь, Тарик громко заговорил без малейшей запинки:

— Жизнь славного королевства Арелат зиждется на устроении, каковое следует сравнить с пирамидой — самым прочным сооружением человеческих рук. В самом низу располагаются землеробы, как то: землеробы кабальные, землеробы с повинностями и землеробы вольные. Статусы их имеют различия, как то...

— Вижу, знаешь, — поднял ладонь Брюзга, переслушавший на своем веку, надо полагать, неисчислимое множество таких ответов. — Далее?

— Выше пребывают Цеховые со множеством Цехов. Нет градского, не входящего в цех. Перечень цехов...

— Вижу, знаешь. Далее.

Проехало! Вот в перечислении Цехов согласно букворяду Тарик мог и пару раз напутать — очень уж их много, — и это непременно повлияло бы на цвет совы...