Гроза над Миром

— Косметикой, да, — ее чудесная улыбка завораживала, — Так и не привыкла.

Она посерьезнела.

— Я — пленник, раб. Ваша вещь, если хотите… Что будет, только предположим, вы говорите «иди ко мне», а я отвечаю «нет»?

— Скажу тебе. Самый страшный враг — женщина, которую силой уложил в постель. А врагов у меня и так хватает. И я не хочу оказаться зарезанным или удавленным во сне одной из своих подружек. Поэтому тебе ничто не грозит. Не хочешь быть моей женщиной, будешь служанкой. Через год выкупишь себя, и дальше станешь работать за плату. Многие соглашаются. А там… Мои люди грубы и неотесанны в большинстве, но ты зря думаешь, что их желания ограничены выпивкой и продажными девками. Иметь свой дом, где тебя ждет твоя женщина, дети… Знать, что есть, кому поплакать по тебе, когда сгинешь в море…

— В общем, вы берете мягкостью и посулами. С ума сойти можно, оказавшись этой роскоши… А на крайний случай или пуганете до полусмерти, как меня в начале или…

Она наклонилась к нему совсем близко.

— Вы лжете. Любого человека можно сломать. Меня тоже. Прикажите Бренде каждый день меня мучить, а вечером утешайте, будьте добрым, как сейчас. Вы уже начали это делать. Скоро я буду ждать встреч с вами, жаждать их, только бы услышать ласковое слово, пожаловаться, выплакаться… И стану покорной, полной благодарности, радостно исполню все ваши прихоти…

Снова наступило молчание. Он смотрел на Наоми, и решение пришло само. Небрежным движением повернул к себе раковину переговорника.

— БОЛО КАНОПОС!

— А-х-х-х! Какого… Слушаю, Вага, чтоб ты подох через сто лет… — сонно пробурчал Боло, — Что стряслось, Минна с неба упала?

— Боло, продери глазки и прочисть уши. Возьми купчую на тот дом в Норденке, что принадлежал Арде и сделай дарственную от меня Наоми Вартан. В-а-р-т-а-н. Понял? И две тысячи реалов. Только не наличными. Вклад в банке Магистрата.

Обернулся к Наоми. Она сидела неподвижно, отведя взгляд и плотно сжав губы.

— Обдумай на досуге. Возможно, согласишься принять от меня этот подарок. Тогда скажешь. А пока я разрешаю тебе выходить в город вместе с Пини.

Наоми молча кивнула. «Вот и славно. Еще немного, и начнешь есть у меня с рук». Наоми замялась, он угадал ее сомнение.

— Говори, не бойся.

— А если я сбегу?

При этих словах тень мелькнула на ее лице.

— Пини расстроится — это верно. Но ты можешь потом подать ей весточку. Она ведь учила тебя нашему письму? «Сумеешь ли так ее обидеть?»

И, вдруг, неожиданно для себя, задал вопрос, от которого Наоми, вздрогнув, застыла.

— Ты — лесбиянка?

3. «ГРОМОВЕРЖЕЦ»

— Ну, что? — Пини взволнованно смотрела на нее.

Наоми стояла в дверях, опираясь вытянутой рукой о косяк.

— Что ты молчишь? Тебе плохо?!

— У-у-ф-ф! — она устало выдохнула, — Поздравь меня. Твой папаша, прости, твой высокочтимый отец — первый адмирал, поставил мне диагноз. Во-первых, дура. Во-вторых — я лучшая из тех, кого он знает. Красивая и не жадная. Убегая, не утащила целиком дворец со всем барахлом.

— А в-третьих? — Пини подвела ее к постели, — Ложись. Что там с тобой, в-третьих, — она уже успокоенно улыбалась.

— Еще я — розовая, но это мелочи.

Пини тихо ахнула.

— Значит, не ты ему разболтала… Кто-то внимательно следит за нами, Пини.

Она плюхнулась животом на постель.

— И… и что было? — Пини дышала ей в затылок

— Я сказала, что больше люблю мужчин, но в этом гадюшнике нету достойных… Вру, про гадюшник не говорила.

— И… потом?

— Он засмеялся и сказал, что уж один-то найдется.

Пини прыснула.

— Ну, а я говорю, вряд ли. Арни-то прогнали.

Пини схватилась за голову.

— Да ты что? Я тебе сама язык отрежу, чтоб только голова уцелела! Ты хоть думаешь, кому говоришь такое!

— Пини, родненькая, он не обиделся. Был в хорошем настроении. И, знаешь, почему? Оттого, сказал, что я не убилась, спускаясь из окна. Неподготовленный человек сорвется обязательно, даже с пяти метров — пальцы не выдержат, разожмутся. Потому я и дура. Ну, я и рассказала, как готовилась. По ночам цепляла веревочку за карниз и висела на ней, сколько могла. И так каждый узелок новый проверяла.

— А как аккуратно он меня клеил! И я тоже пудрила ему мозги. Я, он сказал, влипла по неразумию… или недоразумению… А я так на него наехала, что он решил, видно, пришибить меня своим благородством.

Она слышала за спиной взволнованное дыхание подруги. Повернулась на бок, подперев щеку кулаком, и красочно описала Пини беседу с ее отцом. Против ожидания, Пини не слишком огорчилась известием о том, что Вага знает об их близости.

— Он уже намекал мне, что в курсе наших забав. Я тогда не врубилась, а сейчас поняла. Но, не бойся, ревновать тебя к женщине, тем более, к собственной дочери, он не станет. Я знаю.

— А когда мы с тобой побываем в городе?

— Выберешь удобное время, и мы съездим с тобой. Спрашивать ни у кого не надо, я сама себе хозяйка. А так тебе не слишком плохо здесь, а?

Наоми вздохнула: