Гроза над Польшей

Жена крестьянина побледнела, тихо пискнула и рухнула на пол. Сам поляк отшвырнул державшего его Зидера и прыгнул на Хорста Тохольте. Пальцы крестьянина железными клещами сжали горло унтер-офицера. Оба с грохотом рухнули на пол, при этом поляк умудрился ударить немца лбом в переносицу. Хорст поплыл.

Рудольф Киршбаум вовремя пришел на помощь товарищу. Штурмгевер висел за плечом, тянуться за ним – время терять. Зато пальцы сами нащупали на поясе саперную лопатку. Рудольф с хеканьем рубанул поляка по шее. В глаза брызнула кровь. От неожиданности ефрейтор отшатнулся и выпустил лопатку из рук. Она так и застряла между позвонками.

Все было кончено. Жена крестьянина и обе его дочери лежали на полу с закрученными за спиной руками. При этом ножки старшей девицы соблазнительно оголились. Парнишка же успел схватиться за нож, но кинжал Отто Форста оказался быстрее. Сейчас парень лежал, свернувшись клубочком в углу. Крови почти не было. Колющий удар в сердце милосерден, от него не мучаются, умирают сразу.

– Натворили дел, – протянул ефрейтор Киршбаум, окидывая взглядом следы погрома и трупы на полу.

Проклятие! Так все хорошо начиналось и так паршиво закончилось. Ну какого дьявола Вальтеру потребовалось разбивать младенцу голову? Да и сам Киршбаум хорош – вместо того, чтоб аккуратно оглушить поляка прикладом по затылку, чуть не отрубил его тупую польскую тыкву саперной лопаткой. Да еще две девки и баба валяются. Все живы, все могут говорить. Непорядок.

Труп крестьянина шевельнулся. Послышались хрипы и кашель Хорста Тохольте. С трудом спихнув с себя мертвяка, унтер-фельдфебель сел на полу, негромко выругался, почесал затылок, глядя на торчащую из шеи крестьянина лопатку.

– Уроды, собаки свинские… – Хорст опять закашлялся.

Ребята стояли, растерянно озираясь. Даже до солдата Зидера дошло, что они вляпались в дерьмо по самые помидоры. Пусть прибили унтерменшей, да еще оказавших сопротивление, все равно придется серьезно озаботиться собственной невиновностью. Местные законы запрещают убивать кого бы то ни было, даже если очень хочется, можно только по приказу и разрешению большого начальства. Особенно плохо, если рядом с солдатами не было офицеров. Офицерам немецкие суды верят на слово.

Наконец Тохольте откашлялся, поднялся на ноги, сорвал с окна занавеску и вытер лицо. Выглядел он зверски. Натекшая с поляка кровь только размазалась по лицу, затекла под китель. Форменная рубашка на груди была бурой от крови. Как свинью резали, только хуже.

– Что делать будем? – проворчал ефрейтор Киршбаум, обращаясь больше к камрадам, чем к командиру.

Дело такое, что решать надо всем вместе и объяснительные писать тоже всем вместе. Второй прокол после случая с диверсантами в лесу, да еще в один день. Гауптман Хорст Шеренберг офицер справедливый, церемониться с виновными не будет, а виновато получается все отделение. Точно придется на «губу» маршировать.

– Добить самок и писать: сопротивление. Благо оружие и рацию нашли, бандитское логово накрыли, – прохрипел Тохольте. Кажется, его гортань пострадала сильнее, чем показалось в первый момент.

– Командир, жалко так убивать, – высказал общую мысль Отто Форст.

Старший солдат наклонился над девочкой и разрезал ножом юбку. Открывшиеся взору стройные ножки и прикрытый трусиками лобок, выглядывающие волосики заставили Рудольфа сглотнуть слюну.

«А почему бы и нет?» – пронеслось в голове.

В борделе он давно не был, почитай с Тильзита. Стоит немного расслабиться. С другой стороны, сама мысль об изнасиловании претила, была ему неприятна.

– Уроды, – отозвался Хорст Тохольте. – Время позднее, вечер, нам еще домой ехать, докладываться, Иоганна надо проведать.

По лицам парней было видно, что они готовы к неподчинению. Командир отделения один, за него вступится только ефрейтор Киршбаум, может быть. Помешать растянуть полячек со всем прилежанием они не смогут. А вот авторитет унтер-фельдфебеля пострадает, неповиновение подчиненных приводит к тяжелым последствиям в первую очередь для карьеры.

– Мы быстро, – Клаус Зидер облизал губы и присел рядом с девкой, та завозилась с кляпом во рту, попыталась отползти в сторону, но путы мешали. – Давай, командир, ты первый. Сам себе выберешь цыпочку.

Хорст Тохольте покачал головой, швырнул на пол измазанную кровью занавеску и, наклонившись над телом поляка, выдернул лопатку.

– Держи, хороший удар.

– Спасибо, – кивнул Рудольф.

Лопатку он вытер о скатерть со стола и убрал в чехол. Ребята, уже не обращая внимания на командира, готовились оторваться на девках. Молодкам развязали ноги. Старшая еще пыталась отбрыкиваться, бесполезно. Хватка у Клауса Зидера такова, что быка удержит. Младшая девочка тихонько поскуливала через кляп. Старая баба лежала в отключке, закатив безумные глаза к потолку.